Екатерина вернулась в свои покои и посмотрела на себя в зеркало. Оттуда на неё глянуло бледное, осунувшееся, заострившееся и словно возмужавшее лицо.
— Вы можете выйти, князь.
Оленев неловко выбрался из-за ширмы.
— Я не хотела отпускать вас без прощального слова.— Что-то высокомерное звучало сейчас в голосе Екатерины, не исключающее странного тепла.— Вы не выдержали экзамен на паладина, но выдержали на подданного. Что ж, честные люди по-прежнему нужны Отечеству.— Говоря так, она не казалась смешной, маленькая Фике обрела право на подобный тон, и Никита это с удивлением чувствовал.— Я не затаю на вас обиды. Но вы ещё молодой человек, и вас ждёт будущее. Поймите, России не нужен союз с прогнившей Австрией, за которую цепляется Бестужев. Ей нужно идти с Фридрихом — здесь бодрость, здоровье и будущее. Союз с ним сделает нас сильнее. Хватит таскать каштаны из огня для Габсбургского дома. Политика Бестужева одряхлела, как наша бедная императрица.
И вдруг она улыбнулась прежней лёгкой, шаловливой улыбкой маленькой Фике.
— Ступайте, князь, я освобождаю вас от клятвы.
Она протянула ему руку, Оленев склонился и почтительно поцеловал её — не как влюблённый, а как подданный…
Раннее осеннее утро, по лощинам, полям и перелескам тянулся туман.
Сквозь него был виден белый шатёр Апраксина с блестевшим золотым яблоком на шпиле. Несколько палаток окружало шатёр фельдмаршала.
Кони мирно хрумкали овёс. Солдаты чинили амуницию. Два повара в белоснежных колпаках готовили еду. Крутился на вертеле барашек.
Адъютант отсек от поджаренной туши аппетитный кусок, шмякнул на серебряное блюдо и на вытянутых руках понёс в шатёр.
Половину шатра фельдмаршала занимал огромный стол, крытый не по-походному скатертью, украшенный серебряными шандалами, драгоценным сервизом. Ливрейный лакей бесшумно поменял тарелки, другой поднёс Апраксину дымящийся кусок мяса. Генералы сидели несколько поодаль, вид у них был нахмуренный. Апраксин же, облачённый в парчовый халат,— само благодушие, сытость и довольство.
В шатёр вошёл забрызганный грязью вестовой, в котором трудно было узнать Никиту.
— От государыни — господину фельдмаршалу!
— С каких это пор депеши от государыни возят волонтёры? — проворчал Апраксин, промокая салфеткой рот.
Депеша от государыни была для него полной неожиданностью.
С помощью адъютанта тучный фельдмаршал тяжело поднялся, надел очки, затем объявил всем, находящимся в шатре:
— Государыня велят наступать немедля и шлют нам своё материнское благословение. Их величество верят, что не посрамим мы святого знамени, русской чести и славы Отечества!
— Виват! — неуверенно прокричали генералы в ответ, видно, не очень-то они верили своему фельдмаршалу.
Тот осмотрел всех поверх очков, серебряной зубочисткой ковырнул под зубом, а потом крикнул с неожиданным пылом:
— Да я этого Фридриха, как орех, расколю! — Апраксин сел и добавил рассудительно: — Если, конечно, Господь даст.
— Конница рвётся в бой! — пылко вскричал генерал от кавалерии. Мы Фридриха на аркане притащим. Кавалерийским ударом решим баталию! — он с трудом приподнялся с кресла, ноги генерала затекли, и он поморщился от боли.
— Чур тебя! — замахал короткими руками Апраксин.— Кавалерию в бой не пускать! Гросс-Егерсдорф не конец, а начало кампании. Кавалерия — наше золото! Её надо сохранить для главного удара. Ты слышишь? — заорал он на приунывшего генерала.— Отведи-ка ты кавалерию за лесок, в лощинку. И без приказа — никуда! — Фельдмаршал вдруг встал.— Пока вы свободны, господа генералы. И вы, сударь,— добавил он, обратившись к Никите.
Все вышли. В шатре остались только фельдмаршал и его адъютант. Апраксин с горестным видом смотрел на оставленный завтрак: так испортили настроение, что и есть не хотелось.
— Дай-ка мне, голубчик, вчерашнюю депешу, что голубиной почтой доставлена,— сказал Апраксин, указывая на клетку с голубкой над его головой.
Адъютант вынул из потайного кармашка узкий, скатанный в трубочку листик бумаги.
— «Совет для Ганнибала,— прочитал вслух Апраксин,— побереги хлебало. Пётр». Их высочеству не откажешь в предусмотрительности. Попади эта записка к Бестужеву, наследник всё бы обратил в шутку. А перевод сей эпистолы прост — не лезь на рожон, оборони нас Господь выиграть у Фридриха баталию.
— Да мы вроде и не лезем,— негромко сказал адъютант.— Как бы Фридрих не полез. Внезапность — его стратегия.
— А государыня вот требует битвы и победы,— продолжал фельдмаршал, словно не слыша адъютанта и потрясая только что полученной депешей.— Я сейчас, как витязь из русской сказки: направо пойдёшь — коня потеряешь, налево пойдёшь — сам жив не будешь.
— А если прямо пойти? — в голосе адъютанта против воли прозвучала ирония.
— Русский витязь прямо не ходит,— вздохнул Апраксин.— Пальни-ка, голубчик, «тревогу» из трёх пушек.
С приказом «пальнуть тревогу» ординарец поскакал к холму, на котором стояли медные пушки и гаубицы. Путь ординарца лежал между двух линий, в которые выстроилась русская армия на Егерсдорфском поле в ожидании противника.