Новые приключения Гулливера

Нечего и говорить, что возвращался я из дворца в паническом настроении. Маркиз лично препроводил меня к своей карете, а когда я расположился на кожаном сиденье, украшенном вензелями хозяина, собственноручно задернул занавески на окошках, чтобы никто не мог меня видеть — предосторожность в моем положении никак не лишняя. Пожелав мне удачи, он велел слугам доставить меня к нему домой, а затем вновь вернуться во дворец. Я слышал, как, понизив голос, он давал стоявшим на запятках телохранителям указания относительно моей безопасности.

Наверное, его забота должна была несколько успокоить меня, но вместо этого я разволновался еще сильнее. Чем дальше, тем яснее я осознавал опасность. Действия маркиза убедили меня в том, что у меня есть враг — неведомый и, несомненно, могущественный. Но кто он? И с какой стати этот неизвестный мог бы покушаться на мою жизнь? Разумеется, у меня и прежде появлялись враги, желавшие моей смерти. Я вспомнил верховного адмирала Лилипутии Скайриша Болголама, ненавидевшего меня и искавшего моей гибели. Вспомнил я и отвратительного карлика, шута королевы великанов, строившего против меня всяческие козни. Но и адмирал, и шут искали моей смерти по вполне понятным причинам: я представлялся им серьезным соперником. Они опасались из-за меня лишиться своих должностей.

Тут же я впервые столкнулся с врагом ничуть мне не известным, желавшим моей смерти по причинам непонятным.

Для меня лучшим выходом было бы немедленно покинуть Тральдрегдаб. Но об этом я мог только мечтать: не зная толком местного наречия, даже внешне отличаясь от лаггнежцев, я нипочем не смог бы добраться до порта. А даже если бы мне и посчастливилось оказаться там, то все равно я не имел никаких шансов попасть на борт уходящего судна. Облик мой явно выделял меня, я же сейчас более всего хотел стать самым незаметным из всех обитателей Тральдрегдаба, местных и приезжих. Увы! Нечего было и думать о том: ростом я превосходил самого рослого лаггнежца как минимум на дюйм-полтора, цветом лица был значительно бледнее, да и оттенок волос не мог считаться типичным для этих краев. В конце концов, я решил по крайней мере переменить европейское платье на какое-нибудь одеяние местного покроя.

Время тянулось долго. Несколько часов я провел наедине с собственными печальными мыслями. Ни богатейшая коллекция рукописей и книг в личной библиотеке Кайлиша Стальда, ни расторопность и предупредительность слуг, ни, наконец, превосходное вино, поданное мне мажордомом маркиза, не могли меня отвлечь от картин ужасного будущего, которые рисовало мое смятенное воображение. В конце концов, я укрепился в намерении тайно покинуть столицу Лаггнегга. Я надеялся, что сочувствующий мне маркиз окажет содействие в осуществлении этого безумного побега, а именно: снабдит меня соответствующей одеждой и, возможно, какой-то суммой денег, позволяющей добраться до Клюмегнига. А там — будь что будет. Авось мне удастся пробраться незамеченным на какое-нибудь судно. Пусть даже оно и не идет в Японию, но по крайней мере я окажусь где-нибудь вдали от могущественных тайных врагов.

Едва дождавшись возвращения маркиза (Кайлиш Стальд появился примерно в два часа пополудни), я изложил ему свой план.

Маркиз удивленно взглянул на меня.

— Об этом не может быть и речи, — ответил он холодно. — Ваш побег нанесет неслыханное оскорбление его величеству. Ведь вам назначена церемония лизания пыли! Нет-нет, я не хочу даже слышать об этом. Друг мой, выбросьте из головы всякие мысли о бегстве. Иначе мне придется вас убить, — последние слова он произнес с видимым сожалением, но и с непреклонностью, так что я понял: маркиз, будучи человеком слова, несомненно, выполнит свою угрозу.

Я растерянно пробормотал извинения, и его светлость пригласил меня отобедать с ним вместе. У меня не было никакого аппетита, но я принял предложение своего хозяина. За обедом маркиз сообщил некоторые подробности, о которых узнал во дворце. Прежде всего он сообщил, что, как и предполагал, отравленный Аггдугг ничего не успел сообщить.

— Мучения его были ужасны, — сказал Кайлиш Стальд. — Когда я вошел в комнату, где он лежал, несчастный еще был жив. Но язык уже не слушался его, так что он лишь подносил левую руку ко лбу, видимо, жалуясь на сильную боль. Впрочем, мучения его продолжались недолго — он умер на моих глазах.

Дальнейший наш обед прошел в полном молчании. Лишь в самом конце, когда слуги убрали со стола остатки трапезы, Стальд сказал, предварительно взяв с меня слово о сохранении услышанного в глубочайшей тайне:

— Его величество поручил мне провести тщательное расследование прискорбного происшествия. Против этого, правда, выступил граф Икплинг. Тот самый, на которого вы обратили внимание перед недавней церемонией.

Я вспомнил тучного придворного в зеленом одеянии и его недобрый взгляд, направленный в мою сторону.