Приглушенный интерком был едва слышен на фоне негромкой мелодии сонаты Моцарта:
—
— Идешь со мной?
— Позже. Сегодня у Розочки банный день. Она обожает ароматизированный скраб.
— Лучше ты, чем я, — с чувством произнес я. В самом верху списка дел, от которых я предпочитаю уклониться, стояло мытье игл свинобразихи Розочки. Совещание на мостике привлекало меня куда больше.
— Момент решения по следующему Припуханию. — Капитан указал на черный обзорный экран. — Впереди лишь одна звезда. — Наклонившись, я разглядел крохотную сияющую точку. — Снова припухаем в этом направлении?
— А больше ничего в округе? — с надеждой поинтересовался я.
— Нет. На оставшихся гравитонах нам больше никуда не добраться. Даже так мы израсходуем почти все запасы.
Пора решать.
— А у нас есть выбор?
— Вообще-то нет.
— Тогда поехали!
Он угрюмо кивнул. И занялся припухательным двигателем.
Я же занялся баром. Малость взбодриться очень не помешает. Анжелина была уже там, наводя глянец на иглы Розочки с помощью бархотки. Вопросительное похрюкивание провозгласило, что свинобразка всегда готова перекусить. Я выставил блюдо претцелей-пирри, чтобы мы могли составить ей компанию.
— Выпьем? — спросил я.
— Почему бы и нет? — Пока я наливал, Анжелина угощала лакомством Розочку.
Я задумался над бокалом, и Анжелина тут же уловила мое настроение.
— Встревожен?
— Вообще-то нет. Просто озабочен. Пошло последнее Припухание. Еще дня два, и узнаем, насколько нам не повезло…
— Или повезло — у всякой медали две стороны.
— Верно. Может, просто не оклемался от тоски зеленой. Но…
— Да все мы. Планетенка не из курортных.
После этого я стал держать свои тревоги при себе. Так и так скоро все будет ясно. И я вздохнул с облегчением, когда голос капитана по интеркому сказал:
Анжелина отправилась на мостик вместе со мной. А вскоре подоспел и Штрамм.
— Скоро все будет ясно.
Наш инженер — просто кладезь банальностей! И ответа не заслуживает.
К добру оно или к худу, но порывистый хлопок поля Припухания я встретил с радостью.
И едва в центре экрана засияла звезда, радио с треском очнулось.
— Удалось! — возликовал Штрамм.
По мере продолжения записи нас захлестывало все большее уныние.
—
— Внимание, маяк, — сказал капитан в микрофон. — Оборудован ли маяк аппаратурой связи?
—
Отключив связь, капитан обернулся к нам.
— И что теперь? — безмерно устало проронил он.
Ответом ему было гробовое молчание, которое в конце концов нарушила Анжелина.
— Включите-ка снова. Давайте послушаем про эти планеты.
Если отбросить всяческие излишества роботизированной велеречивости, ответ сводился к следующему.
— Один газовый гигант, — резюмировал капитан. — Кольцо впечатляющее, но лун нет. Две планеты в обитаемой зоне. На одной есть атмосфера, чуть менее одного
Последний гвоздь вогнал я:
— Но это большая и тяжелая планета с силой тяжести почти три
Молчание было хоть топор вешай, уныние колыхалось в воздухе черной пеленой. Куда отсюда податься? Признаки жизни выказывал лишь Штрамм, постукивавший себя по подбородку и что-то бормотавший. Потом, ни слова не говоря, повернулся к панели управления и начал выстукивать цифры. По экрану побежали уравнения. Снова обработав челюсть, он ввел еще несколько цифр, кивнул — и обернулся к нам.
— Есть одна возможность.
— Возможность чего? — уточнил я.
— Ускользнуть из этой звездной системы.
— Как? — вскинулся капитан.
— Для начала — надо сесть на тяжелую планету. При такой гравитации человеческий организм может функционировать, хоть и недолго.
— И что сделать? — высказала Анжелина вопрос, вертевшийся на языке у каждого.
— Выгрузить конденсатор гравитонов на поверхность планеты. Как только он заработает при 3g, потребуется… — он обернулся к своим расчетам и указал на экран, — …ровно три месяца, чтобы собрать достаточно гравитонов для длинного Припухания в, будем надеяться, другую звездную систему.
В воцарившемся молчании все обдумывали это неуютное решение так и эдак.
— Это невозможно, — заявила Анжелина. — При таком тяготении мы долго не протянем.