Новые рубежи человеческой природы

В действительности на яркие идеи уходит малая доля нашего времени. Его основная часть тратится на тяжелую работу. Складывается впечатление, что наши студенты не знают этого.

Может быть, здесь в чем-то и моя вина, потому что мои студенты часто идентифицируют себя со мной, а я писал о пиковых переживаниях, вдохновении и т. п. И вот студентам кажется, что это единственный способ жизни. Жизнь без ежедневных или ежечасных пиковых переживаний для них не жизнь, и они не могут заниматься скучной работой.

Бывает, студент говорит мне: "Нет, я не хочу этого делать, потому что это не доставляет мне удовольствия". Тогда у меня кровь приливает к лицу, и я гневно приказываю ему сделать то, что требуется, под угрозой отказа от дальнейшей работы с ним. Он тогда считает, что я изменяю своим собственным принципам. Я думаю, что мы, ученые, занимающиеся проблемами творчества, чтобы формировать более взвешенное представление о креативности, должны нести ответственность за впечатление, производимое нами на других людей. А это впечатление, похоже, таково, будто креативность якобы сводится к озарениям. Тот факт, что по-настоящему творческие люди — хорошие труженики, часто упускают из виду.

6. Эмоциональные помехи творчеству.

Когда я начинал исследования по проблеме творчества, это была сугубо академическая и "профессорская" проблема. Но в последнюю пару лет ко мне, к моему изумлению, начали обращаться представители неизвестных мне крупных предприятий или организаций вроде "Инженеров армии США", чья работа мне совсем незнакома, и я, как и многие мои коллеги, в связи с этим испытывал некоторую неловкость. Я не уверен, что проведенная мною работа, выводы, к которым я пришел, и то, что мы вроде бы знаем сегодня о творчестве, — что все это в его нынешней форме применимо в крупных организациях. То, что можно предложить, — это, по существу, парадоксы, проблемы и загадки, и в данный момент я не знаю, как они могут быть решены.

Полагаю, что проблема менеджмента творческих кадров фантастически трудна и важна, и я совсем не знаю, что нам делать с этой проблемой, потому что по существу в своих работах говорю об "одиноком волке". Творческие люди, с которыми я работал, чувствуют себя подавленными в организации, склонны бояться ее и предпочитают трудиться сами где-нибудь в углу или на чердаке. Проблема места "одинокого волка" в большой организации — это, боюсь, проблема организации, а не моя.

Это немного походит на попытку примирить революционера со стабильным обществом. В самом деле, люди, которых я изучал, по существу, революционеры в том смысле, что они поворачиваются спиной к уже существующему, не будучи удовлетворены им. Здесь пролегает новая граница, и, думаю, мне остается просто играть в исследователя, клинициста и психолога, выбросив из головы то, чему я научился и что должен был предлагать людям в надежде, что они смогут как-то этим воспользоваться.

Здесь надо копать очень, очень глубоко. Это новая психологическая граница. Попытаюсь как бы заранее подытожить то, о чем собираюсь сказать. Главный вывод, к которому привела наша работа за последние лет десять, состоит в следующем: источники той креативности, которая нас на самом деле интересует, то есть генерирования по-настоящему новых идей, кроются в глубинах человеческой природы. Для ее описания у нас нет даже достаточно подходящих слов. Если угодно, можно вести разговор во фрейдистских терминах и говорить о бессознательном. Или отдать предпочтение терминам другой психологической школы и говорить о "реальном Я". Но в любом случае речь идет о более глубоком Я. Оно глубже в операциональном смысле, с точки зрения психолога или психотерапевта, которые до него докапываются. Это глубина сродни глубине залегания руды, к которой нужно пробиваться через поверхностные слои грунта.