Новые рубежи человеческой природы

Математика может быть столь же прекрасна, в такой же мере вызывать пиковые переживания, как и музыка; но, конечно, есть учителя математики, посвятившие себя тому, чтобы не допустить этого. Я никак не воспринимал математику с эстетической стороны, пока не прочел в возрасте тридцати лет несколько книг на эту тему. Пиковые переживания могут вызывать и история, и антропология (если понимать под ней обучение иным культурам), и социальная антропология, и палеонтология, и науковедение. Здесь я опять хочу обратиться к данным. Работая с людьми, отмеченными большими творческими достижениями, с крупными творческими учеными, обнаруживаешь, что они говорят на языке пиковых переживаний. Образ ученого должен измениться, он уступает место образу творческого ученого, живущего пиковыми переживаниями. Он живет ради тех славных моментов, когда проблема оказывается решенной, когда внезапно он начинает видеть в микроскоп вещи совершенно иначе, чем раньше. Это моменты откровения, озарения, инсайта, понимания, экстаза. Они жизненно необходимы ученому. Ученые очень смущаются и стесняются говорить на эту тему, отказываются обсуждать ее публично. Необходима очень деликатная "акушерская" работа, чтобы извлечь наружу эти вещи, но я извлек их. Они существуют, и если вам удается убедить творческого ученого, что над ним не будут смеяться по этому поводу, то он стыдливо признается в том, какие высокие эмоции испытывал, например, в момент, когда критическая корреляция оказалась верной. Но вообще-то об этом не говорят, и, с точки зрения обычного учебника по методологии научных исследований, все это — сущий вздор.

Моя точка зрения иная. Если мы в достаточной степени осознаем то, что мы делаем, если мы достаточно философичны и склонны к прозрениям, то мы сможем использовать опыт, который легче всего ведет к экстазу, к откровению, к просветлению, блаженству и восторгу. Мы сможем использовать этот опыт как модель для обучения, например, истории или любой другой области человеческой деятельности.

Наконец, впечатление, которое я хотел бы положить в основу дальнейших разработок (и полагаю, что здесь кроется проблема для любого, интересующегося художественным воспитанием), состоит в том, что эффективное образование в таких областях, как музыка, изобразительное искусство, танцы и ритмика, по своей сущности гораздо ближе, чем обычная "базовая учебная программа", к "внутреннему образованию" рассматриваемого здесь типа, предполагающему в качестве своей существенной части обучение каждого собственной идентичности. Если образование не делает этого, оно бесполезно. Образование должно учить тому, как расти и в каком направлении, что хорошо и что плохо, что желательно и что нежелательно, что выбирать и чего не выбирать. Применительно к этой области внутреннего обучения, внутреннего преподавания и внутреннего образования я полагаю, что искусства, особенно упомянутые мною выше, так близки нашей психологической и биологической сущности, нашей идентичности, что, вместо того, чтобы относиться к соответствующим курсам как к украшению или роскоши, мы должны сделать их основой образования. Я имею в виду, что в таком образовании могут содержаться проблески бесконечного, высших ценностей. Сердцевиной такого внутреннего образования вполне может быть обучение изобразительному искусству, музыке и танцам. (Для детей я бы поставил на первое место танцы. В форме простой ритмики они наиболее доступны детям двух, трех или четырех лет). Опыт такого обучения вполне мог бы служить в качестве модели, с помощью которой мы могли бы попытаться спасти остальную часть школьной программы от угнетающих ее бесцельности и бессмысленности, порожденных "свободой от ценностей" или "ценностной нейтральностью".

13. Цели и результаты гуманистического образования.

Перед своей смертью Олдос Хаксли был на пороге большого прорыва, создания великого синтеза науки, религии и искусства. Многое из этих идей отражено в его последнем романе "Остров" (Huxley, 1962). Хотя этот роман как произведение искусства не очень значителен, он весьма интересен для понимания того, чем способен стать человек. Наиболее революционные идеи романа касаются образования: образовательная система в утопии О. Хаксли руководствуется совершенно иными целями, чем та, что существует в нашем обществе.