— Это тебе Нинон рассказала?
— Смейся сколько хочешь. Только у Элеоноры по ночам убийца скрывается. Не какой-нибудь там Ласкарат. Про это многие знают. Шепчутся. Дыма без огня, сам знаешь… Впрочем, мне какая разница. Или тебя интересует?
Степан смотрит на Катю. Спокойно отводит взгляд:
— Да нет. С чего взяла? Ладно, коль в Москве новая дурь — попробуй. Сколько это удовольствие потянет?
— Бесплатно. Но приходить нужно обязательно с тем, кто является отцом ребенка.
— Это со мной, что ли? — Степан разводит руками, кланяется. — Здрасьте, мадам. На это меня не подбивайте. Может, ему еще паспорт предъявить?
Катя в слезы.
— Ах так?! И не надо! Ничего не надо! Пусть будет как будет! Кого рожу, того рожу. Все ты врешь. Тебе лишь бы меня сейчас на аборт отправить, чтобы мне в совковой больнице все вырезали? Этого добиваешься? Чтобы я больше никогда не забеременела? Может, еще врачам денег добавишь, чтобы мне — чик и навсегда? Да?
Оставаясь на четвереньках, Катя похожа на злющую болонку, которой и кусаться страшно, и прекратить лай невозможно. Степану трудно спорить с ней. Конечно, лучше отправить ее на операцию в Европу. Но где гарантии, что она сделает? Деньги возьмет и, ко всему, родит.
— Тебя послушать, так и Элеонора притащит любовника?
Катя притворно улыбается:
— Иначе нельзя. Заодно с ним познакомишься.
— Когда?
— Сегодня в полночь.
— Что ж, он по ночам таким делом занимается?
— Делает втайне. А днем нормальных принимает. К нему женщины по большому блату попадают. Я позвоню. Нужно подтвердить наш приход.
Степан не знает, то ли верить в этот бред, то ли смеяться. Но лучше пойти. А вдруг он и впрямь встретит там Элеонору. Вот будет потеха.
— Валяй, звони, — окончательно сдается он.
Но Катя не торопится. Оттопыривает попку и молит его:
— Давай еще разок. Ну, пожалуйста. Потом будет нельзя…
— Одевайся! Кому говорю! Хватит, навтыкался. Как бы у тебя тройня не обнаружилась, — Степан не намерен больше поддаваться на ее уговоры. Ему бы побыстрее убедиться, что она стерильна, и — ноги в руки. Только его и увидит.
Генерал-привратник долго не открывает дверь. Какого черта, скоро полночь, а они никак не угомонятся. На мраморном крыльце стоит запорошенный снегом Иголочкин.
— Чего тебе? — удивляется Владлен Спиридонович.
Иголочкин протискивается в узкую щель. Стряхивает с себя снег.
— Дело срочное. Доложи-ка, он меня ждет.
— Как же, заснуть без твоего рапорта не может, — ворчит генерал, но идет к старинному телефону, висящему на мраморной стене в закутке у лифта. Оказывается, действительно, Иголочкин будет принят через десять минут. Генерал жестом подзывает его к себе. — Чего с морозца-то хочешь, небось греческого коньяку, ась?
Иголочкин расстегивает пальто, садится на бархатный диванчик.
— Тебя же Артемий излечил от этого занятия?
— Напрочь, — подтверждает генерал-привратник. — От запоев, но не от умеренного употребления. Сам посуди, целый день стою на сквозняке, чаем особо не согреешься, вот и приходится в медицинских целях. Будешь, что ли?
— Давай. У Артемия все равно, кроме кислого вина, ничего не дождешься.
Владлен Спиридонович достает красивую бутылку с многими медалями и звездочками. Тыкает пальцами, считает звезды: — Ого, семь! Значит, выходит, когда его делали, я в армии еще командовал. Первый раз греческий коньяк пью. Обычно наш, но иногда, случалось, французский. Нынче клиенты все больше болгарский суют или польский «Наполеон». От него, понимаешь, изжога. Но куда деваться? Не выливать же? Здоровье дороже. А этот греки пожаловали. Я им как дверь распахнул, они с перепугу, что живого генерала видят, сразу в руку пакет вложили. Угощайся. Пахнет одеколоном, а так ничего. Не водка, конечно.
Иголочкин выпивает и сам себе тут же наливает еще:
— За твой боевой портрет, генерал!
Владлен Спиридонович прячет коньяк в шкафчик:
— Не распивочная все же. Иди, а то пахнуть будет.
Иголочкин поднимается в ярко освещенном лифте к Артемию. Тот сам открывает ему дверь, поворачивается спиной и быстрым шагом через коридор с безликими окладами идет прямо в комнату ожидания. Лева следует за ним. В этой небольшой квадратной комнате нет окон. По углам стоят узкие диваны. Возле стен стулья с деревянными подлокотниками. В центре — большой многоведерный аквариум. Над ним низко висит люстра из черного металла с дырочками. В основном комната освещается светом, идущим сквозь зеленые водоросли аквариума. Поневоле глаз задерживается на красных, черных, золотых рыбках, задумчиво шевелящих веерами плавников.
— Говори, — вместо приветствия слышит Иголочкин.
— В лучшем виде, как и договаривались, — отвечает он.
Артемий подходит к аквариуму, бросает корм рыбкам. Они со всех сторон устремляются к поверхности воды.
— Ну и что мы в результате имеем?
— Ничего интересного. Убийство из корыстных побуждений. Связано с угоном «вольво», принадлежащей фонду.
— Значит, Гнилой оставил труп в машине? — спрашивает, будто не понимает, Артемий.