Новые русские

Закончив с макияжем, надевает белые колготки, розовые туфли на высоком каблуке и небольшой платформе, строгую, расклешенную книзу белую юбку и короткий пиджачок с розовыми овальными лацканами.

Темные волосы, подстриженные каре, выгодно оттеняют розовую матовость ее лица и загадочную сиреневость глаз.

Небрежно набросив на плечи шубу, уверенной походкой, легко и изящно Элеонора выходит из спальни. Крутится перед зеркальной стенкой, остается довольная собой. Идет в залу, где должен ждать ее Степан. Он спокойно сидит в кресле из карельской березы под огромным золотистым абажуром лампы. Абсолютно голый… на его коленях лежат большие портняжные ножницы. Эти-то ножницы и приковывают взгляд Элеоноры.

Она застывает, как вкопанная. Лицо остается неподвижным. Голова отказывается соображать. Слишком много невероятного произошло в этих стенах за последние дни. Большое, полное белое тело с рыжими веснушками, тело Степана, внушает Элеоноре животный страх. Ночью ничего подобного она не испытывала. Когда-то, до Ласкарата, крупные мужчины были ее слабостью. Сейчас она боится его обнаженного тела. Пытается сбросить охватившее оцепенение. Хриплым голосом с прорывающимися высокими звуками пробует кричать:

— Почему ты голый?! А?! А?! А?! Мы же уходим…

Степан похлопывает ножницами по коленке. Молчит.

С восхищением рассматривает Элеонору Ему, безусловно, нравится ее наряд. Элеонора уверена — он сошел с ума. Она с ужасом догадывается о том, что он задумал. Степан собирается на ее глазах отрезать себе это дело! Она отшатывается.

— Зачем тебе ножницы?! Мы же должны идти… Оденься, умоляю тебя.

Степан продолжает как ни в чем не бывало сидеть. Элеонора теряется окончательно. Дрожащим шепотом спрашивает:

— Мне раздеваться?

— Подойди, — властно требует Степан.

И она приближается. Степан хватает полу шубы, тянет к себе. Теперь они рядом. К ее ужасу, он начинает кромсать ее шубу из чернобурки этими самыми ножницами. Элеонора отталкивается руками от его наклоненной головы. Стремится вырваться.

— Сумасшедший! Не смей! Она бешеных денег стоит! — кричит она.

Степан не унимается. С варварским неистовством режет и рвет мех.

Элеонора падает на колени. Из глаз от беспомощности текут слезы.

— Не трогай меня, пощади…

Степан тычет ей в руку ножницы. Обдает горячим шепотом:

— На, на. Возьми. Режь на себе все сама.

— Пощади… Это же мои вещи, — рыдает в ответ Элеонора. Она видит, как ножницы чикнули по розовому лацкану ее пиджака. Еще мгновение, и с шеи скатывается нитка неаполитанского жемчуга. С легким перестуком бусинки рассыпаются по полу. Элеонора закрывает лицо руками. Ножницы продолжают свое дело. Юбка распорота вплоть до пояса. Истерично всхлипывая, она предпринимает попытку вырваться, отскакивает назад, теряет равновесие. Каблук левой туфли не выдерживает и ломается. Степан легко приподнимает ее ногу и отрывает его вообще. Элеонора упирается носком в пол. Длинная, белая, в веснушках рука не отпускает ее. Ножницы, больно уколов тело, разрезают колготки вместе с трусами. В этот момент Элеонору поражает простейшая догадка: ее же насилуют, и ничего больше! Бешеная дрожь проносится по всему телу. Давно забытое чувство экстаза искрами бьет из глаз. Сама того не ведая, она попадает в чужой, но такой знакомый ей самой спектакль. Элеонора с вызовом смотрит на разгоряченного миллионера.

— Дай, — требует она. Ножницы оказываются в ее руке. Она молча разрезает бюстгальтер.

Степан поднимает ее и несет — к зеркальной стене. Буквально бросает Элеонору. Она больно ударяется бедром. Хочет встать. Его рука с растопыренными пальцами придавливает ее затылок к полу.

— Стой так.

Элеонора подчиняется. Становится на четвереньки. Изрезанная шуба сбивается на бок. Юбка висит рваными кусками. Распоротые колготки тряпкой волочатся по полу. Правая грудь торчит в дыре пиджачка. И над всем этим ужасом стоит Степан с огромным, как ей кажется, глядя снизу, толстым членом в золотистых завитках волос. Ее губы раскрываются в желании добраться до основания этого мистического фаллоса.

Степан любуется ее отражением в зеркале. Она отвечает ему восторженным взглядом. Ночью все ее мучения, оказывается, были не от тяжелой туши и неуклюжих рук, а от его размера. Ничего более красивого и совершенного Элеонора не видела ни у одного мужчины… Нет, видела в порнофильмах. Но там другое дело, там кино. А здесь совсем рядом, настоящий. Элеонора тянется к нему рукой. Степан громко, самодовольно смеется. Стаскивает с ее плеч остатки шубы.

— Вставай на нее, помягче будет.

Элеонора на четвереньках перебирается на разорванный мех.

— Как ты мне нравишься… — несколько растягивая слова, одобряет ее действия Степан. — Гляди, гляди на себя в зеркало. В таком виде тебя еще никто не имел… Ну, смотри же, смотри…

Он перекидывает ногу через ее спину, Элеонора обхватывает руками его бедра. Над расширенными от желания глазами подобно люстре нависает над ней его огромное золотисто-белое достоинство. Ей приходится изогнуться, чтобы кончиком языка прикоснуться к нему. Степан смеется от щекотки и гордости.