Глаза Макса азартно блестят. Он смотрит на приятеля с вызовом. На губах такая же снисходительная улыбочка. Глотов настораживается. Он все еще ждет какого-то подвоха. Макс вообще непредсказуемый человек. Взять хотя бы его наплевательское отношение к собственной карьере. Глотов его когда-то предупреждал — не делать глупости. Будучи в парткоме университета, Борис Ананьевич готов был помочь Максу встать на ноги. Для этого нужно было вступить в партию, быстро сварганить кандидатскую и серьезно заняться докторской. В таком случае место завкафедрой светило бы в будущем. Из предложенного Макс не сделал ничего. И что? Одна гордость — остался беспартийным. Глупости. Тогда был никому не нужен, а теперь и подавно. Сколько раз Глотов пытался ему объяснить, что в жизни нужно играть роли, и чем их больше, тем шире репертуар, тем выше к славе поднимается исполнитель. Макс сумел сыграть только одну роль — неудачника. А от неудачников всегда исходит опасность. Лучше побыстрее с ним распрощаться.
Глотов встает, подходит к окну, гладит ладонью подоконник и, не оборачиваясь, сообщает:
— Смотри, солнце припекает по-весеннему. Не успеем оглянуться, пора подарки дарить на Восьмое марта. Я заметил, весной женщины перестают болеть. Потому что ближе к природе. Чувствуют ее. Расцветают вместе с ней. Обновляются. С Верой тоже будет все в порядке. Ей просто не хватает твоей ласки.
— Это почему?
— Потому что она — женщина. Удовлетворить ее научные претензии — полдела…
Подобное слышать Максу? Уж чересчур! Он резко встает и подходит к Глотову.
— Скажи прямо, она тебе нравится?
— Как твоя жена — да, — безразлично отвечает Борис Ананьевич. — А в принципе, сам знаешь, бабы для меня не существуют.
— Ты прав. Для меня тоже. С некоторых пор… А на Веру особенно не надейся. Не будет с тобой работать.
Макс вытаскивает сигарету и закуривает, зная, что Глотов не переносит табачный дым.
— Почему? — спиной спрашивает тот.
— Ее скоро не будет.
Глотов медленно разворачивается. Закрывает своей фигурой солнце, бьющее в окно. Он выше Макса на голову. Напряженно смотрит ему в глаза, хочет понять, к чему весь этот идиотский разговор о жене, и неожиданно спрашивает: «Решил ее убить?»
Макс заглатывает дым и начинает громко кашлять. Глотов терпеливо ждет, пока он прокашляется. Разгоняет рукой дым от сигареты. Он доволен эффектом от произнесенной фразы. Тем более что сказана она почти в шутку. Но, кажется, попал всерьез. Плохи дела Макса, коль он так реагирует.
Макс краснеет не то от кашля, не то от волнения. Возвращается к столу заседаний, садится на стул, кладет скрещенные руки на стол и на них голову.
— Боря, я не могу с ней жить. Она опустошила меня. Только смерть положит предел этому энергетическому вампиризму.
— Ну, преувеличиваешь, — бормочет Глотов. Подходит к сидящему Максу. — Она женщина энергичная. Вы хорошая пара. Вас давно привыкли видеть вместе. Думаешь, мне хорошо живется с женой? Или кому-нибудь другому? Не верь. В браке самое важное — не делать резких движений.
Борис Ананьевич приготовился дать несколько полезных советов по сохранению семьи, но его перебивает секретарша Валя. Она вбегает в кабинет, с трудом переводя дыхание:
— Борис Ананьевич, вы живы?
Глотов не знает, что отвечать. Но быстро выкручивается.
— Спасибо, Валентина. Мой товарищ привел меня в чувство. Он замечательный врач. А что Кацнельсон?
— Мы долго вам звонили. Никто не брал трубку. Семен Давыдович приедет после обеда.
— Позвоните ему, пожалуйста, пусть не беспокоится. Мне полегче. Идите, Валя, и никого ко мне не пускайте.
Валя, так и не поняв, что происходит, скрывается за дверью.
Глотов чувствует себя выбитым из рабочего состояния. Лучше плюнуть и куда-нибудь уехать. Потолок от этого не обвалится. К тому же сегодня произошло то, о чем он редко, но страстно мечтал. Свершилось, как в кино. К черту работу! Макс как раз кстати. Он совсем плох. Его нужно немедленно показать Артему Володину. Как-никак, старый товарищ. Не дай Бог, что-нибудь случится с Верой, предвыборная кампания может полететь к черту. Глотов кладет руки на плечи Макса.
— Хорошо сделал, что пришел ко мне. Бросаю все дела и едем лечить душевные раны.
Макс недоверчиво смотрит на него.
— Думаешь, для меня работа дороже настоящей дружбы? Не знаешь ты Глотова. Мне человек всегда важнее. Я же эколог. Правда, в прошлом.
На глаза Макса наворачиваются слезы благодарности. Ему невмоготу нести свое одиночество. Он не интересуется, куда они идут. Какая разница — куда?
Вся Москва съезжается в известные дома