Новые семейные обстоятельства

– Кто там? – домработница кинулась к двери.

Дверной глазок мама никогда не любила, я это с детства помню. А защите в виде цепочек на дверь не доверяла. Она предпочитала встречать опасность лицом к лицу.

– Откройте, полиция! – рявкнули строго по другую сторону двери.

– По какому вопросу? – уточнила вежливо домработница, хотя потом говорила, что «пропотела от волнения до трусов».

– Звонок на вас поступил! Открывайте! – велели из-за двери.

– Какой звонок? По какому поводу? – Света продолжала вести светскую беседу.

– Открывайте! – велели из коридора.

– Не открою. Вызывайте ОМОН. У меня тут на руках женщина неходячая, инвалид. Я – сиделка! – объявила смело Света. – И ей нельзя нервничать! Я сейчас полицию вызову! – пригрозила она.

– Света, это я! – закричала мама своим голосом, а не изображая полицейского. Добавила нецензурное выражение.

Но домработница вошла в образ кролика из мультфильма про Винни-Пуха и строго спросила:

– Кто я?

Из-за двери послышалась нецензурная брань.

– Ольга Ивановна?

Опять нецензурная брань.

Домработница опознала хозяйку по ненормативной лексике, которая у моей мамы как отпечатки пальцев – уникальная. Повторить невозможно.

– Ой, Олечка Ивановочка, а почему вы там… а не здесь? – ахнула Света, открывая дверь.

– Мусор выносила.

– Так зачем? Я бы вынесла…

Света гадала, за что ее уволят: за то, что хозяйка почти час на лестничной клетке простояла, или за то, что не она, домработница, выносила мусор.

– Чтобы ты в нем копалась? А потом бы моей дочери рассказала, что там нашла. Вот еще, – рявкнула мама.

– Так я ж никогда, – горячо заверила ее Света.

– Ну все бывает впервые, – пожала плечами мама.

– Так чего вы не позвонили? Не постучали? – спросила домработница.

– Звонила и стучала. Ты не слышала.

– А почему не позвонили?

– Потому что я мусор выносила! Телефон здесь, на тумбочке!

– Олечка Ивановочка, если вы что такое запрещенное выбрасываете, так мне все равно. Я ж с пониманием! – горячо заверила маму домработница.

– Ты так говоришь, будто я упаковку от галоперидола выбрасывала, – хмыкнула мама.

– А что это? – не поняла домработница.

– Начнутся галлюцинации или станешь на людей бросаться, узнаешь.

– Так уже, – призналась Света. – На людей в метро бросаюсь. Очень раздражают. И галлюцинации тоже есть. Иногда как увижу своего бывшего, так опять его убить хочу.

– Света, я стесняюсь спросить, ты убила своего мужа? – уточнила мама, будто интересуясь обещанным метеосводкой снегопадом.

– Не, зачем? Много чести! Выгнала взашей. По лестнице колбаской скатился. А убить да, хочу!

* * *

Слухи и даже легенды о страсти моей мамы к обустройству участка разлетелись далеко за пределы подмосковной деревушки, в которой она живет. Мама действительно очень любит сломать что-нибудь до основания, а затем заново выстроить, будь то крыльцо дома, летняя беседка или уличный туалет с подогревом пола, о котором прошлым летом судачила вся деревня. Если коротко, крыльцо дома мама сломала сама несколькими ударами топора, поскольку, с ее точки зрения, в тот момент ничто так не нуждалось в ремонте или переделке, как именно крыльцо. Летнюю беседку позапрошлым летом она решила украсить коваными цветами и коваными же виноградными гроздьями. Но в мастерской перепутали адреса и вместо цветов привезли маме кладбищенскую оградку, которая еще неделю стояла на участке и пугала местных жителей. А зачем ей понадобился теплый пол в летнем уличном туалете, вообще никто так и не понял.

Уже после майских праздников к маме потянулись «ходоки» – разнорабочие, маляры, строители, каменщики и краснодеревщики, которые прослышали о чудесной женщине, у которой всегда есть работа.

– Хозяйка, может, чего сделать надо? – спрашивали они.

– Нет, – грустно отвечала мама.

– Как же нет? Может, покрасить чего или камин сделать? Или фонтан? Фонтана у вас нет.

– Нет.

Одни мастера на все руки уходили, но приходили другие.

– Бассейн? Оранжерею? Чего желаете?

– Ничего не желаю, – скорбно отвечала мама.

– Хозяйка, давайте хоть лаком покроем. Лаком всегда надо крыть.

На самом деле мама хотела и лаком покрыть, и оранжерею, и фонтан, и камин. Ох, чего только она не желала и о чем только не мечтала. Но я отказывалась спонсировать оранжерею, фонтан и скульптуру женщины с веслом во дворе. После гипсового льва, которого мама купила на местном рынке и поставила около ворот. Это было давно, Сима была еще маленькой. Увидев льва, малышка закричала, и я не знала, как ее успокоить. Играть во дворе она отказывалась, впрочем, как и выходить из дома. Ведь там находилось чудище ужасное. В принципе я была с ней согласна. Лев совсем не был милым. Да и на льва он походил лишь слегка. Скульптору особенно удалась грива, уложенная ровными локонами, как у девушки перед первым свиданием. Клыки выглядели так, будто льву срочно требовались брекеты для исправления прикуса. А когти на лапах – будто он был птичкой. Орлом, например. Морда же говорила о том, что скульптор лепил с кота. Но не того, который ластится, а того, который писает в тапки и дерет мебель.