Новые силы

— Всё равно, то кольцо или другое... Ты не оказала мне этим никакой услуги, и я предпочёл бы, чтобы ты сохранила свои вещи. Я, слава Богу, ещё не окончательно разорён, хотя и уволил часть своих служащих.

Она опустила голову.

Он отошёл к окну и стал смотреть на улицу. Когда он оглянулся, он увидел, что она сидит и наблюдает за ним, прямой, открытый взгляд был устремлён на него; он смутился, кашлянул и снова отвернулся к окну. Нет, он не может предложить ей переехать, пусть она останется ещё некоторое время, это её дело. Он попробует только уговорить её прекратить этот удивительный способ ведения хозяйства за собственный счёт, это совершенно не имело смысла, да она и похудела очень сильно в короткое время.

— Не прими этого в дурную сторону, — начал он, — но тебе следовало бы... не ради чего-либо, а ради тебя самой...

— Да, да, ты прав, — перебила она, боясь дать ему высказаться. — Я сама знаю, день проходит за днём, а я всё не переезжаю.

Тогда он забыл то, что хотел сказать о хозяйстве, и обратил внимание только на последние слова.

— Я не понимаю тебя. Всё сделалось так, как ты хотела, ничто теперь тебе не мешает, ты можешь снова быть Ганкой Ланге, сколько тебе угодно, ведь я же тебя не удерживаю?

— О, нет, — ответила она.

Она встала и сделала шаг по направлению к нему. Сама того не замечая, она протянула ему руку и, когда он не взял её, она беспомощное опустила её, покраснела, смутилась и снова села на стул.

— О, нет, ты не удерживаешь меня... Я хотела спросить тебя... Я почти не надеюсь... Но, может быть, ты позволил бы мне остаться ещё некоторое время, немножко? Я буду не такой, как раньше, я чувствую, что могу стать совсем другой, со мной произошла перемена, да и с тобой тоже. Я не могу сказать, я хотела бы...

В глазах у него вдруг помутилось. Это ещё что такое? Твёрдость его поколебалась на мгновение, он застегнул пиджак, встал. Неужели же он понапрасну вынес столько страдания за эти долгие тяжёлые дни и бездонные ночи? Нет, не может быть! Сейчас это должно обнаружиться. Что он может сделать? Вон там сидит Ганка, она сильно взволнована, это он взволновал её своим приходом.

— Успокойся, Ганка. Ты, должно быть, сама не знаешь, что говоришь.

В душе её вспыхнула яркая, безумная надежда.

— Нет, нет, — воскликнула она, — я знаю каждое слово, я говорю совершенно сознательно. О, если бы ты мог забыть то, что было! Андреас, если бы ты пожалел меня на этот раз, только на один этот раз. Сжалься надо мною, прости меня! Целый месяц я стремлюсь вернуться домой, к тебе и к детям, я смотрела на тебя вот отсюда, из-за гардины, когда ты выходил из дому. Я в первый раз как следует увидела тебя, когда мы ездили кататься под парусами; помнишь ты эту прогулку? Я видела тебя тогда словно в первый раз. Я не видела тебя раньше. Ты стоял на руле, я видела тебя на фоне неба, воздуха, у тебя были седые волосы, вот здесь, чуть-чуть. Я вдруг так удивилась, когда увидела тебя, и спросила, не холодно ли тебе, только для того, чтобы ты сказал мне что-нибудь. Но время идёт. За эти недели я не видела никого, кроме тебя, и ни о ком другом не думала. Мне двадцать четыре года, и я никогда до сих пор не испытывала ничего подобного. Всё, что ты делаешь, всё, что говоришь... И то, что детки говорят и делают. Мы играем и смеёмся, они обнимают меня за шею... Я слежу за тобой глазами... Посмотри, я разрезала несколько петель в гардине, чтобы отверстие было побольше. Я могу теперь видеть тебя, пока ты не завернёшь за угол, а когда ты входишь в контору, я по звуку шагов узнаю, что это ты. Накажи меня, накажи, как хочешь, только не отталкивай меня! Я испытываю такое неизъяснимое блаженство от того, что я здесь, я буду совсем, совсем другой...

Она, не останавливаясь, произносила эти истерические слова, до такой степени взволнованная, что временами язык отказывался ей повиноваться. Она встала, чуть не плача, улыбаясь, голос её то прерывался от радости, то замирал.

— Перестань! — резко сказал он, и слёзы закапали и из его глаз.

Он отвернулся, сморщился от ярости, что не может овладеть собой. Он стоял и искал слов, чтобы ответить ей, но это плохо удавалось.

— Ты всегда умела запутать меня словами, я не мастер отвечать на подобные речи, ты это знаешь. В нашей компании все красноречивы, но я так и не научился этому искусству... Извини меня, я не хочу тебя обидеть. Но если ты думаешь, что я соглашусь теперь занять место... если ты думаешь это... Ты хочешь заставить меня быть заместителем другого? Нет, я не знаю, я ничего не знаю. Ты хочешь вернуться ко мне? Но каким же образом ты вернёшься? Я не хочу ничего знать об этом, уходи себе с Богом.

— Нет, конечно... Но я всё-таки прошу тебя. Я была неверна тебе... да... и нет такой вещи, в которой я бы не была виновата, но...

— Мне кажется, мы можем закончить эту сцену. Тебе необходимо успокоиться.

Тидеман пошёл к двери. Она шла за ним, широко раскрыв остановившиеся глаза.