Новые соседи

Опорожнив желудок у густого раскидистого кустарника, толгув разогнулся, вытирая рукавом губы и оглядываясь. В кустах угадывалась притаившаяся фигура.

— Сегимий, анэска аэ? — послышался осторожный шепот, и незнакомец протянул руку из ветвей. На раскрытой ладони белела пара крупных птичьих яиц.

— Аэ, — кивнул Сегимиус, встряхивая головой, и торопливо выпил яйца. Выглядел он собранным и трезвым. Однако вскоре, развернувшись к освещенному шатру, сотник двинулся обратно прежней нетвердой походкой, с блаженной улыбкой на лице.

Утро началось с переполоха — наемники-арзратцы поймали толгува. Дикарей было несколько, они наблюдали за лагерем с дальнего холма у поворота реки. Увидев всадников, лесовики порскнули в разные стороны и скрылись в перелеске. Словить удалось только одного, самого неудачливого. Сдав пленного, арзратцы надеялись на поощрение и горланили во весь голос, чтобы сиятельнейшие знали, кто добыл лазутчика.

Сиятельнейшие услышали. Форкс рыкнул, и ему тотчас принесли умываться. Вместе с ведром подогретой воды притащили пленного. Вскоре позвали Сегимиуса — одетый в меховое рванье толгув хлопал глазами, не разумея высокой речи. Ретур, прихлебывая горячий взвар, искоса поглядывал на союзника. Тот выглядел бодрым и свежим, словно не он упился вчера, уснув под столом. Молодость…

— Кто таков? — ткнул в пленника Форкс.

— Так охотник, видно же, — пожал плечами Сегимиус и перевел. Выслушав сбивчивый ответ, кивнул. — Да, охотник…

— Глаза пялили, потом дали деру, — вытирая лицо, пробурчал Форкс. — То твои дела, наместник. Меня не касаются, — отрезал он и направился к выходу.

— На столб. Пусть порадуется, — велел Равар, промокая платочком испарину и украдкой разглядывая Сегимиуса. Тот спокойно смотрел, как радостные наемники потащили пленника прочь. Вытесывать столб и вкапывать в землю арзратцы не стали — некогда. Бедолагу наскоро примотали к придорожному деревцу, заведя руки назад.

— Взрежем улыбки! Восславим Пагота! — заорали арзратцы. Поймавший охотника наемник достал кинжал и двумя короткими движениями располосовал щеки пленному. Тот взвыл и забился в путах. Арзратцы засмеялись, а палач отсек ветку, наскоро обкорнал и вставил прут в разрезанный рот толгува, распялив в кровавой улыбке.

— Пусть смеется железо! — громко крикнул горбоносый, взмахивая клинком.

— Пусть смеется железо! — закричали соплеменники. — Смейся, Пагот!

Равар наблюдал за Сегимиусом. Многие имперцы в лагере отворачивались и прятали глаза — жителям внутренних провинций обычаи арзратцев пришлись не по нутру. А вот Сегимиус смотрел равнодушно — видно, и впрямь за годы войны подле Форкса навидался всякого.

— Собираемся, — разогнал толпу гонец командующего. — Верховые уже отправились! Живей, живей!

— Наемники… Лентяи, как есть лентяи, — покачиваясь в седле, заметил Форкс. Покинутый лагерь остался позади, и дорога ползла среди перелесков и огромных полян, на которых окрестные толгувы растили рожь, скрываясь в величественном лесу. — Даже с пленным сжульничали… Кто ж к дереву мотает, — приказано же: на столб… У меня в Арзрате, на границе, на дальней заставе служил один упрямец, Крент Грис…

Ретур услышал знакомое имя и вскинулся, а довольный Форкс, ожидавший именно этого, махнул рукой:

— Верно-верно, тот самый… До того, как братец его возвысился, под моим началом ходил. Заставу свою в кулаке держал. Так он в поход нарочно с собой столбы брал… Видано ли?

— Зачем? — не понял наместник. Таскать по безводной степи столбы — та еще морока…

— Много ты в степи деревьев видел? То-то и оно… Пока не замирились, Крент всех пленных степняков к столбам приколачивал, гроздьями. Говаривали, лично Пагота славил, — усмехнулся Форкс. — Не брезговал испачкаться…

Командующий вовсю травил байки из прошлых военных походов, а свита угодливо похохатывала в ответ. Наместник заскучал, подумывая перебраться в повозку и немного подремать. Прежде чем въехать в молчаливый настороженный лес, Ретур оглянулся и увидел вдалеке шелестящие высохшими листьями кроны раскидистых дубов.

«Неужели это одна из священных дубрав толгувов?» — с внезапным интересом подумал казначей. Ему вдруг захотелось плюнуть на все и поехать по полю к могучим деревьям. Но вместо этого наместник покосился назад, в хвост колонны, где катились телеги обоза. Где-то там везли в бочках земляное масло — старшие из Лиги меча велели жечь священные рощи, облив маслом, дабы сердца покоренных толгувов преисполнились страха.

Равар вздохнул. Палить хорошую древесину он почитал сущей дуростью, уж кто-кто, а он точно знал, сколько стоит древесина столетнего дуба… А сжигать деревья, обливая и вовсе бесценным нынче, после восстания в горском Колодце, земляным маслом — дуростью вдвойне.

Однако Лига меча так и не научилась считать монеты. Старшие Лиги закусили удила, решив во что бы то ни стало обставить Торговый союз, уведя новосозданную провинцию из-под носа купцов. Ради этого решили даже кинуть кость жрецам Пагота, подпалив дубравы дикарей во славу Хохотуна.