Новые странствия Салли Джонс

Старшой купил в киоске карту города, и мы стали искать улицу под названием Аргайл-аркейд. Если верить телефонному справочнику, здесь находилась фирма «Ромбэк и Ромбэк».

Аргайл-аркейд оказалась крытой галереей, пересекавшей целый квартал неподалеку от железнодорожного вокзала Глазго-Сентрал. Внутри галереи под стеклянной крышей теснились ювелирные магазинчики. Витрины переливались и сверкали.

Старшой открыл дверь «Ромбэк и Ромбэк ЛТД», зазвонил колокольчик. Магазинчик был крошечный и тускло освещенный. Вдоль стен до самого потолка высились стеклянные шкафы, битком набитые украшениями. Казалось, ты попал в сокровищницу.

За прилавком стоял пузатенький лысый господин в шелковом шейном платке и рабочем фартуке поверх тщательно отглаженной рубашки. Увидев меня, он приподнял брови. Потом повернулся к Старшому и мягко произнес:

– Мой друг, мне бы не хотелось показаться невежливым… но могу ли я попросить вас оставить обезьяну за дверью? Будет крайне неприятно, если ей вдруг захочется полазить по моим шкафам.

– Не беспокойтесь, – сказал Старшой. – Это Салли Джонс, и она прекрасно воспитана.

В подтверждение его слов я сняла фуражку и поклонилась.

Ювелир удивленно посмотрел на меня. Потом улыбнулся и кивнул мне в ответ.

– Ну что ж, раз так… – сказал он. – Меня зовут Илай Ромбэк. Чем могу служить?

Старшой представился и объяснил суть дела. Потом достал потертый замшевый мешочек, который всю дорогу прятал под рубашкой. Илай Ромбэк положил ожерелье на прилавок и стал внимательно рассматривать жемчужины и подвеску в ювелирную лупу. А потом сказал:

– Обычно в это время мы с отцом пьем утренний чай. Не согласитесь составить нам компанию?

Илай закрыл магазинчик и провел нас по узкой лестнице наверх, в ювелирную мастерскую «Ромбэк и Ромбэк». В комнате стояло два широких рабочих стола. За одним из них сидел маленький, очень древний старик и выправлял молотком серебряную пластину.

– Это мой отец, Джошуа Ромбэк, – сказал Илай. – Пятнадцать лет назад он передал фирму мне. Он был уже в летах, стал многое забывать и путаться. А сейчас он совсем сдал. Не помнит даже, как его зовут. Но свое ремесло он, как ни странно, не забыл. Голова забыла, а руки помнят.

Старик стучал молотком и, судя по всему, не хотел отвлекаться. Илай прошел дальше, в небольшой кабинет. Он подал нам чай с песочным печеньем. И мы заговорили об ожерелье.

– Подвеска без сомнения изготовлена в нашей мастерской, – сказал Илай. – Но сделал ее не я. В 1904 году меня еще здесь не было. Это работа моего отца.

– А можно узнать, кто заказал ему это украшение? – спросил Старшой. – Это здорово бы облегчило нам поиски.

Илай с сожалением покачал головой.

– Увы, – сказал он. – Архив фирмы погиб в пожаре почти десять лет назад. Все старые ордерные книги сгорели.

Мы посидели молча.

– Как же нам хоть что-нибудь выяснить? – спросил Старшой. – Может, показать ожерелье вашему отцу?

– Боюсь, это бесполезно, – ответил Илай. – Отец живет в своем собственном мире. Но, если хотите, конечно, попробуйте.

Старшой задал еще несколько вопросов, но Илай не знал больше ничего, кроме того, что уже нам рассказал. Допив чай, мы встали и собрались уходить. Джошуа перестал стучать молотком и неподвижно сидел, глядя перед собой застывшим взглядом.

Илай склонился над стариком. Ни одна черта лица Джошуа, ни малейшее движение не говорили о том, что он осознает присутствие сына. Илай обратился к отцу спокойным голосом, пытаясь одновременно привлечь его внимание к ожерелью. Но все напрасно.

Через минуту Илай махнул рукой и встал.

– Увы, как я и думал, – сказал он, сочувственно пожав плечами.

– Все равно, спасибо вам, – сказал Старшой.

Но тут мне в голову пришла одна мысль. Что там Илай говорил о памяти Джошуа?

Голова забыла, а руки помнят…

Я жестом попросила у него ожерелье. Илай протянул его мне. Я осторожно положила жемчуг в скрюченные руки старца, бессильно покоившиеся на коленях.

Сперва ничего не происходило.

Потом слабо дрогнул большой палец. И следом, один за другим, зашевелились другие пальцы. Медленные, дрожащие, они ощупывали блестящие жемчужины и наконец, добрались до розы.

Лицо старика по-прежнему ничего не выражало. Но вдруг белые кустистые брови сдвинулись.

– Я сделал прекрасную работу! – В его слабом, сиплом голосе звучало негодование. – Первоклассную работу, сэр! А вы… вы ведете себя… вы нехороший человек! Нехороший…

Я наклонилась ближе. Джошуа замолчал, снова уставясь перед собой пустым взглядом. Потом покачал головой и тихо добавил:

– Ли Цзинь… а ведь ты предупреждала меня…

15. Фарфоровая девушка

Илай не знал, что хотел сказать отец. Он попытался осторожно разговорить старика, но тот как будто не видел его и не слышал.

– Это имя… Ли Цзинь, – начал Старшой. – Вы слыхали его раньше?

– Нет, никогда, – ответил Илай. – Похоже на китайское…

Лицо его стало задумчиво.