Новые цари

— Что он совершил? — Спросила Иванова.

— Кошмар, — довольствовался он ответом и нажал на кнопку «on».

Она не настаивала и попросила сделать погромче. Спящий находился спиной к камере, лицом к стене, и ей трудно было разобрать его слова. Рюфоль подчинился и увеличил громкость до максимума, что сделало посторонние звуки настолько громкими, что вновь оказалось невозможно разобрать, что говорил пленник. Отвратительное качество записи позволяло Ивановой разбирать одно слово из пяти. Она уже почти отчаялась, как неожиданно олигарх перевернулся и лег на спину. Она тут же попросила полицейского зафиксировать картинку и долго рассматривала силуэт пленника. Камера была едва освещена, видео было черно-белое и контуры тела плохо видны, а лицо невозможно рассмотреть. Но движения губ были отчетливо видны на контрасте и казалось, он обращался прямо к камере, которая снимала с потолка. Звук стал лучше. Иванова попросила Рюфоля отойти, чтобы разобрать слова, и тут-то он и услышал из радиоприемника, работавшего в соседней комнате, о смерти Фада и обвинении Квази. Ему не терпелось узнать результаты перевода. Ему как настоящему полицейскому казалось, что список мертвых непременно удлинится.

Виталий

День был длинным для беглеца. Ему удалось избежать нескольких полицейских патрулей. Он отказался от мысли добраться до «Экстази», когда увидел свою фотографию на первой странице местной газеты под заголовком: «Олигарх за решеткой». Он стащил горсть вишен и удрал от торговки, которая орала благим матом на весь квартал. В это время, время послеобеденного отдыха, никто ее не услышал. Он проглотил свою добычу, как дикое животное, спрятавшись среди контейнеров с мусором возле какого-то дома. Благо, с питьевой водой не было проблем. Он смог несколько раз утолить жажду в городских фонтанчиках, услаждающих веселым журчанием слух прохожих. Но вот с голодом горстке вишен справиться не удалось, даже напротив, живот скрутило от резких колик. Три бомжа-панка в рваных джинсах, таких же грязных и мятых, как и их физиономии алкоголиков со стажем, захотели с ним познакомиться. С ними был беспородный пес, который от жары и старости тяжело дышал открытой пастью, высунув язык. Инстинктивно Виталий попытался избежать контакта и не отвечать на предложение хлебнуть из бутылки дешевого портвейна. Но им это не понравилось.

— За кого он себя принимает, этот бродяга? Ты не хочешь с нами знаться? Ты себя в зеркало видел? Чудище несчастное! Вали отсюда!

Виталий понял, что совершил ошибку. Он стал сам похож на тех мещан с маленьких участков. Может, он мог бы у них попросить поесть, или, может, у них был телефон? Немного помощи и сочувствия ему бы сейчас не помешали. И он повернулся к панкам.

Антон

Сидя за рулем своего джипа — а он ненавидел седаны Романовского парка, слишком неповоротливые и бросающиеся в глаза, — Антон злился. Неправильно уничтожать частников за границей. Он надеялся, что расследование поручат Рюфолю, которого можно было бы контролировать, но полицейский куда-то исчез, как только получил бабки. Надо бы заехать к нему вечером домой, и если его там нет, подождать. Нужно срочно выяснить, о какой Светлане он говорил.

Чечен сделал работу чисто, и ему заплатили. Антон злился на Луи. Он спрашивал себя, а вдруг это француз заказал шантаж против его начальника? Правда, не похоже, чтобы он организовал операцию, имевшую столь мало шансов привести к результату. Чего они ждали, эти типы, что Романов выпишет им чек на предъявителя? Или он отведет их в банк, чтобы перечислить на их счет несколько миллионов? Вероятнее всего, они собирались держать его в заложниках, чтобы генерал заплатил за брата. Страшно было представить, как они разбомбили бы этот симпатичный мирок после освобождения Виталия. Нет, Луи не мог быть организатором этого сумасшествия. Луи не сумасшедший. И именно поэтому Антон терпеть его не мог. Луи никогда ему не нравился, и Антон не понимал, что нравится в нем его боссу. Весь этот сценарий чисто русского празднования тридцатитрехлетия господина Романова нравился ему только наполовину. Шеф службы безопасности участвовал в массе других таких «сюрпризов» и «игр», организованных миллиардерам, требующим острых ощущений… Но это всегда ограничивалось празднованиями, подготовленными в самых роскошных местах планеты и заканчивалось — максимум — спуском на парашютах голых проституток. В этой страшной операции под названием «Беглец» ему виделось что-то очень опасное. И эту опасность в глазах Антона олицетворял француз. С самого начала его службы на внука Сибиряк предупредил Антона не спускать с француза глаз.

Несясь на большой скорости по узким улочкам Вильфранш-сюр-мэр Антон как сейчас помнил их первую встречу с молодым Романовым, для которого он должен был стать ангелом-хранителем. Сибиряк представил ему двадцатилетнего парня, примерно одного возраста с его дочерью Светланой, если бы та была жива.