Серж и Эдмондс прошли за ней через яркую гостиную, выкрашенную в золотисто-голубые тона, и оказались на кухне. Черный свитер и тесные брючки ей очень идут, подумал Серж. Волосы хоть и коротки, зато отливают серебром и искусно уложены. Он дал бы ей лет тридцать пять; интересно, она и в самом деле лесбиянка, как утверждает Эдмондс? А вообще-то, подумал он, разве есть еще в Голливуде нечто такое, что могло бы его удивить?
За кухонным столом сидела брюнетка. Она дрожала мелкой дрожью. В руке у нее тоже было полотенце, со льдом, которое она не отрывала от левой половины лица. Правое веко вздулось, глаз заплыл, по нижней губе уже пополз синяк, но рана была не особо серьезной. Наверно, догадался Серж, кровь набежала из носа, но сейчас, похоже, совсем уже остановилась, да и перелома вроде нет. Он и в лучшие свои времена был, видать, не слишком красив, этот нос, думал Серж, потом взглянул на ее скрещенные ноги.
Стройные и прекрасной формы, но обе коленки ободраны. Разорванный чулок свисал с левой ноги, спрятав под собой туфлю, однако девушка, казалось, была слишком несчастна, чтобы обращать на это внимание.
– С ней проделал это ее приятель, – пояснила домоправительница и указала им на обитые кожей стальные стулья вокруг овального стола.
Серж раскрыл блокнот и перелистал страницы, отведенные под донесения о грабежах и кражах, перевернул и «рапорт о преступлении смешанного типа».
– Любовная ссора? – спросил он.
Брюнетка попыталась проглотить комок в горле, но тут же разразилась рыданиями, роняя слезы на испачканное кровью полотенце.
Серж зажег сигарету, откинулся на спинку стула и переждал, пока она успокоится, рассеянно думая о том, что, возможно, до финала мелодрамы еще далеко: ушибы-то настоящие да и болезненные наверняка.
– Ваше имя? – спросил он наконец, вдруг осознав, что уже десять часов, и вспомнив, что в любимом его ресторанчике их предпочитают кормить до пол-одиннадцатого, потому что после половины одиннадцатого туда набиваются клиенты, готовые оплачивать жратву.
– Лола Сент-Джон, – всхлипнула она.
– Этот подонок избил тебя уже во второй раз, ведь правда, милая? – спросила хозяйка. – Назови им то имя, что ты уже называла в прошлый раз.
– Рэйчел Себастьян, – ответила та, коснувшись полотенцем больной губы и тщательно затем его исследовав.
Серж вычеркнул «Лолу Сент-Джон» и вписал поверх этого другое имя.
– В тот раз вы преследовали его судебным порядком? – спросил он. – Или отказались от обвинения?
– Его арестовали.
– И тогда вы отказались от обвинений и не стали обращаться в суд?
– Я люблю его, – пробормотала она, трогая розовым кончиком языка разбитую губу. В уголках ее глаз из-под размазанной туши сияло по драгоценному и красноречивому доказательству кипучей страсти.
– Прежде чем мы по уши влезем в эту историю, давайте-ка выясним, собираетесь ли вы теперь предъявить ему иск?
– На сей раз с меня довольно. Собираюсь. Клянусь всеми святыми.
Серж мельком взглянул на Эдмондса и принялся заполнять бланк рапорта.
– Ваш возраст?
– Двадцать восемь.
В третий раз соврала. А может, в четвертый? Когда-то у него было такое намерение: под каждым рапортом подбивать баланс правды и лжи.
– Род занятий?
– Актриса.
– Чем еще занимаетесь? Я имею в виду, когда не заняты на съемках или в спектаклях.
– Иногда подрабатываю ночным администратором и старшей официанткой в ресторане «Фредерик», что в Калвер-Сити.
Это местечко Сержу знакомо. В графе «Род занятий жертвы» он записал:
«Официантка в ресторане для автомобилистов».
Домоправительница поднялась – как змея со столба размоталась, подумал Серж – и прошла к холодильнику. Заново уложила кубики льда в чистое полотенце и вернулась к избитой.
– Этот сукин сын гроша ломаного не стоит. Больше я его сюда не впущу, милая. Как жиличка ты меня устраиваешь, тут и говорить нечего, но этот тип больше не может являться в мой дом.
– Не беспокойся, Терри, он и не явится, – сказала та, принимая полотенце и прижимая его к скуле.
– До этого он избивал вас лишь единожды? – спросил Серж, переходя в своем рапорте к повествовательному жанру и жалея, что не подточил карандаш еще в участке.
– Ну, если по правде... Его арестовывали из-за меня еще один разок, – ответила та. – Как увижу какого-нибудь симпатягу ростом под потолок, прямо липну к нему, так что и не оторвешь.
Она улыбнулась и подмигнула Сержу здоровым глазом, из чего он заключил, что его рост вполне бы ее устроил.
– Какое имя вы тогда носили? – спросил он, размышляя о том, что грудь ее в общем-то умопомрачительной не назовешь, а вот ноги, пожалуй, хороши, да и живот по-прежнему твердый и плоский, как гладильная доска.
– Кажется, тогда меня звали Констанс Девилл. Этим именем я подписала контракт с «Юниверсал». Погодите-погодите, это было в шестьдесят первом.
Не думаю, чтобы... Господи, голова не варит. Мой мужичок, видать, вышиб из нее все мозги. Давайте разбираться...
– Вы что-нибудь пили сегодня? – спросил Эдмондс.
– Еще в баре начали, – кивнула она. Потом задумчиво добавила:
– Нет, скорее всего, тогда я носила свое настоящее имя.
– Это какое же? – поинтересовался Серж.