Новые центурионы

— Он полицейский, — повторил мальчишка, для пущей выразительности тряхнув головой. — Он capitan de policia <капитан полиции (исп.)>.

Клянусь.

— И где же? — спросил Серж. — Не здесь? Не в Лос-Анджелесе?

— В Хуаресе, что в Мексике, — ответил мальчишка. — Мы родом оттуда.

Мильтон не сдержал смешка, и у Сержа кровь так прилила к лицу, словно Мильтон смеялся над ним, а не над мальчишкой. Он так до конца и не выучился способности мысленно подвергать сомнению все — все! — что тебе говорят, ибо люди обычно или ошибаются, или преувеличивают, или приукрашают, или безбожно врут.

— Приведи-ка маму, — сказал Мильтон, и тот, что пониже ростом, немедленно повиновался. Старший с места не двинулся и пристально смотрел, дивясь, на Сержа.

Мальчишка кого-то напоминал, но вот кого, Серж вспомнить не мог. Те же ввалившиеся, бездонные, как мрак, глаза, костлявые руки и рубаха без единой пуговицы, никогда не бывшая по-настоящему чистой. Возможно, какой-то мальчишка из далекой прежней жизни или один из корейских ребятишек, чистивший когда-то им ботинки да драивший казармы. Нет, не то.

Этот был из далекого прошлого, вот такие глаза были у мальчишки из детства, но у какого? Да и зачем ему понадобилось вспоминать? Провал в памяти — лишнее доказательство тому, что пуповина перерезана и операция прошла успешно.

Ребенок глаз не сводил со сверкающего черного ремня, с кольца на нем, куда цеплялся длинный медный ключ, каким полицейские открывают телефонные будки, с хромированного свистка, купленного Сержем взамен пластмассового, выданного управлением. Глядя вверх на лестницу, по которой спускалась, переговариваясь с посланным за ней сынишкой, женщина, Серж ощутил, как чьи-то пальцы легко коснулись кольца с ключом. Когда он перевел взгляд, ребенок все так же смотрел на него, руки, казалось, все время оставались на месте.

— Ну-ка, мальчуган, — сказал Мильтон, снимая свисток с кольца. — Возьми его с собой за дверь и дуй там до тех пор, пока не выдуешь себе мозги.

Только, когда я соберусь уходить, верни мне его, слышишь?

Мальчишка улыбнулся и взял у Мильтона свисток, но не ступил еще и за порог, как летнюю ночь уже пронзила резкая назойливая трель.

— Господи, теперь посыпятся жалобы от соседей, — сказал Серж, двинувшись к двери, чтобы кликнуть мальчишку.

— Да пусть его, — сказал Мильтон, хватая Сержа за руку.

— Что ж, ты сам ему дал, — пожал плечами Серж. — И это твой свисток.

— Угу, — сказал Мильтон.

— Не слишком удивлюсь, если он стянет эту чертову штуковину, чтобы свистеть в нее и после твоего ухода, — сказал Серж с неприязнью.

— Не удивлюсь, если ты окажешься прав. Это меня в тебе и привлекает — твой реализм, мальчуган.

Дом был старый, в два этажа, на каждом — по семейству, догадался Серж.

В гостиной, где они стояли, лишь две спаренные кровати, отодвинутые к дальнему углу. В глубине дома кухня и вторая комната, заглянуть туда ему не удавалось. Наверно, еще одна спальня. Дом был старый и большой, чересчур большой для одной семьи. По крайней мере чересчур большой для семьи, живущей на подачки, а эта, похоже, на них и жила: во всем доме не было и следа мужского присутствия, одни детские да женские вещи.

— Поднимитесь, пожалуйста, сюда, — сказала женщина, стоя в темноте на верхних ступенях лестницы. Беременная, она держала на руках младенца, тому было не больше годика. — Ступеньки не освещаются. Извините, — сказала она.

Щелкнув фонариками, они шагнули по скрипучей и ненадежной ветхой лестнице.

— Прошу вас, вот сюда, — сказала та и прошла в комнату налево от лестничной площадки.

Комната почти не отличалась от той, что внизу: комбинация из гостиной и спальни, рассчитанной как минимум на пару детей. Телевизор, в котором едва теплилась жизнь, стоял на низком столике. Перед ним, взирая на нелепого ковбоя с яйцевидной головой на огромном туловище, точно срисованного с плода авокадо, сидели три девочки и тот малыш, которого посылали наверх.

— Телевизор не мешало б починить, — сказал Мильтон.

— О да, — улыбнулась женщина. — На днях снесу в починку.

— Знаете «Телеателье Джесси», что на Первой улице? — спросил Мильтон.

— Кажется, да, — кивнула она, — близ банка?

— Вот-вот. Снесите туда. Джесси не обманет. Он уж заправляет там лет двадцать — это только на моей памяти.

— Спасибо, я так и сделаю, — сказала она, передавая пухлого младенца старшей девочке лет десяти, сидевшей на краю застеленной одеялом кушетки.

— А что все-таки произошло? — спросил Серж.

— Моего старшого сегодня избили, — сказала женщина. — Он там, в спальне. Стоило мне сказать, что я вызову полицию, он как вошел туда, так и не выходит. Голова в крови, а он не разрешает отвести себя в больницу, ничего не разрешает. Может, хоть вы ему втолкуете, а? Пожалуйста, сделайте что-нибудь.

— Если он не откроет дверь, мы вряд ли сможем ему что-то втолковать, — сказал Серж.