Если бы Наташка забыла мне позвонить, это была бы не она. Я читала текст с выражением. Наташка слушала не прерывая. Я закончила читать, но Наташка продолжала слушать, не прерывая. Пауза продлилась минуту – не меньше. Потом раздался взрыв в телефонной трубке.
– Ты собираешься это показать Марку?! – Наташка говорила очень громко.
– Собираюсь ему ЭТО продать. Причем с удовольствием.
Дальше последовала «непереводимая игра слов», виртуозно исполненная моей подругой.
– Нюсь, ты стихи любишь?
Она перешла на нормальный тон:
– В смысле?
– У меня сочинилось, пока молчали с Марком по дороге на работу. Вот зацени: «За окном зима. Кружится вьюгА. Я пишу стихи. Хи, хи-хи, хи-хи». Ну, как?
Я ждала повторного извержения вулкана, но вулкан молчал, потом выдал легкое облачко пепла:
– Я сейчас покурю, потом скажу, – сказала подруга тихим, уставшим голосом.
– Потом будет поздно.
– Так что ты думаешь делать?
– Нюсенька, дай поработать, солнце, а? Опять немцы едут. На следующей неделе еще то ли датчане, то ли еще какие андерсены. Шеф скоро позвонит, а мне опять ему сообщить нечего, кроме меню моего сегодняшнего завтрака.
– Ужас какой-то!
– Это не ужас. Это твой муж. Букв меньше. Но смысл тот же. Для меня, конечно.
– Что ты смеешься?!
– Ты представляешь, ему было интересно, почему при красных сапогах губы у меня не были накрашены! И пила в пивном ресторане вино! И не красное под сапоги, а белое! Нет! Ну, ты представляешь?! Как думаешь, он эстет или просто больной? Мне и на первых, и на вторых везет.
– Я сейчас приеду – ты мне многого не рассказала!
– Не надо! Прошу тебя! Лучше вечером – я тебе и за завтрак, и за обед сразу отчитаюсь.
– Хорошо. Вечером на работе не задерживайся.