Новые туфли хочется всегда

Сначала было очень трудно. Обидно. Непонятно. Как жить.

Чего-то ждал. От кого-то чего-то ждал. Ведь готовился совсем к другой жизни. Решил начать с малого – прийти на защиту ногами, а не в кресле. Начал бороться с протезами. Если бы не глаза мамы – бросил бы всё, и не один раз. Но она своим сухим молчанием не принимала моей капитуляции. И я пришел на защиту ногами.

Стал смотреть вокруг. Понял, что на хорошую жизнь мне нужно много работать, и открыл свое дело. Потом, когда уже встал на ноги, женился. Я многое пропускаю, потому что мне важно не жизнь свою рассказать, важно, чтобы ты поняла, да и сам я понял. Кое-что.

Встретил. Сначала долго на нее смотрел. Она была очень активная, деятельная. Она не признавала хандры и безделья. Она заражала всех своей энергичностью и оптимизмом. Роман никак не начинался. Не знал, как она воспримет мои ухаживания. Нужно ли ей всё это?

Боялся. Быть обузой. Всегда боялся. И сейчас боюсь. Хотя к тому моменту стал настолько сильным, что мне подвластным стало многое. Почти все. Сыграть в футбол только не мог. И побежать кому-то навстречу тоже не мог. Остальное доступно было все. Но я уже привык бояться быть обузой. А тут она – такая живая, и глаза сверкают, и щурится, когда на меня смотрит.

Желание тепла, дома, нежности взяло верх над страхом, и я объяснился. Она сказала: «Ну, наконец-то!» – и всё решилось само собой.

Поженились, стали жить вместе. У меня. Шум в доме появился, а семьи я как-то не начал ощущать. Она не заморачивалась над уютом. Над пирожками и борщами. Над тем, чтобы в выходной понежиться в кровати. Она вскакивала ни свет ни заря и неслась куда-нибудь и тащила меня за собой. Я бежал за ней. Потом стал отказываться. Тогда она стала уноситься без меня. Приносила мне вечером сосиски и макароны. Не замечала, что рубашки у меня не выглажены. Сдавала белье в прачечную. От ее взгляда ускользала пыль на мебели и грязь на полу. Не напрягалась по поводу полной раковины грязной посуды. Она брала книжку и уходила в комнату. Она кому-то что-то подолгу советовала по телефону. В ней многие нуждались. Я ее не осуждал, потому что она всё делала от чистого сердца. Она служила и помогала людям, и еще развивала себя как личность. Она была выше мещанских ценностей – так однажды она мне сказала.

Я боялась прервать Матвея, но меня не отпускал вопрос: «Зачем? Если он всё понимал?» Видимо, мой вопрос отразился в глазах. Матвей помолчал и продолжил рассказ.