Новые встречи

Подгоняемый сомнениями и тревогами, он встал, быстро привел себя в порядок и решил опять пойти в город на розыски Гиты. В крайнем случае он побывает у Славкова и покончит с этим раз и навсегда.

В тот самый момент, когда он собрался выйти, дверь широко распахнулась, и на пороге остановилась Гита. На ней было платье, купленное перед отъездом из Рудозема. Глаза ее горели, на губах трепетала веселая улыбка. И сердце его, как всегда, мгновенно смягчилось. Ярость отступила, ушла внутрь, исчезла, растопилась, как воск.

— Борка! Милый Борка! Как я ждала тебя!

Она бросилась ему на шею, уронила голову на плечо и зарыдала от счастья, словно не виделась с ним долгие годы.

— Скучала обо мне?

— Очень, очень, — всхлипывала она, придирчиво оглядывая его.

Борис обеими руками повернул ее лицо к себе и стал нежно целовать его, счастливый тем, что держит наконец ее в своих объятьях.

18

Позади них на открытом окне развевалась занавеска. Потянуло прохладой. Погода резко изменилась, собирался дождь — в летнюю пору здесь часто налетали дожди во второй половине дня. Под ветром, пригонявшим с гор тучи, гнулись к земле деревья и травы, вихрилась пыль на мостовых, стучали и звенели створки незакрытых окон. С реки, гогоча и хлопая крыльями, тянулись гуси, спасаясь от надвигающейся бури. Пахло пыльным сухим бурьяном. Небосвод рассекали молнии.

Борис стоял спиной к окну. Он не видел, как ветер трепал занавеску, не чувствовал сырости, проникавшей в комнату. Первые капли уже стучали по карнизу. Летний дождь зашумел с нарастающей силой. Судорожно корчились плети молний, сверкая фиолетовым огнем. Над городом проносились раскаты грома, будто кто-то срывал крыши с домов.

Шум дождя усилился, но ветер перестал трепать занавеску, поутих немного. Капли барабанили все громче, сырость заполнила комнату.

— Озябнешь, Борис. Накинь пиджак!

Борис поморщился. Вспышка молнии ослепила обоих. От страшного удара содрогнулось здание, и дождь хлынул как из ведра. Капли настойчиво били по железному карнизу, словно из туч сыпались пули. Гита подошла к окну и крикнула испуганно:

— Град!

Дождь лил теперь сплошной стеной из ледяных нитей. Крупные зерна ударялись о черепичные кровли и отскакивали, дробясь на мельчайшие брызги. За несколько минут крыши и улицы побелели. Потоки уносили обломленные зеленые ветки. Гита стояла у раскрытого окна, в страхе сжав кулачки.

— Боже мой, какой град! Борис!

Он молчал, досадуя на то, что дождь занимает ее больше, чем он. И это после столь длительной разлуки!

— Какие большие ветки обломало! — продолжала Гита, высунувшись наружу. — Смотри, все искромсал град!

Новая вспышка молнии озарила ее лицо. Она отшатнулась и невольно ухватилась за Бориса. Он легонько отстранил ее.

— Отойди, пожалуйста.

Гита посмотрела на него с удивлением.

— Ты дуешься? — спросила она. — Что с тобой?

Борис хмуро глянул на нее.

— Неужели ты не чувствуешь, что обязана дать мне объяснение?

— Какое объяснение? Отчет?

— Пусть будет отчет. Какая разница? Ты мне жена, и, следовательно, я должен знать, где ты была все это время и что делала. А про град нечего мне толковать.

Гита отодвинулась от него.

— Неужели град тебя не интересует?

— Столько же, сколько и тебя, — отозвался он и язвительно добавил с усмешкой: — Но если ты решила отвлечь меня от самого главного, тогда, конечно, другое дело.

— А что это такое — самое главное?

— Ты знаешь.

— Нет, не знаю.

— Тогда нечего дурить мне голову этим градом.

— Глупости болтаешь, — оборвала она его.

Грохот заглушил ее слова, и они стояли молча, пока не утихли громовые раскаты. Дождь лил не переставая. Молнии раскалывали небо, а тучи все ползли с гор одна за другой и громоздились над городом, как бы собираясь вылить на него весь свой запас дождя. На улице стемнело, как вечером.

— Мне не в чем отчитываться, — продолжала Гита, — моя совесть чиста. А ты все подкапываешься! Смотри только, беды себе не откопай.

— Я имею дело с фактами, — ответил он, искоса взглянув на жену.

— Меня не интересуют твои факты.

— А Филипп Славков тебя интересует? — внезапно отпарировал Борис, пытаясь сохранить на лице ироническую усмешку.

Гита выпрямилась, выставив грудь, словно приготовилась отразить очередной удар.

— Интересует, — заявила она.

Он вспыхнул. Не ожидал такого ответа.

— В самом деле?

— В самом деле, — вызывающе повторила Гита и, подойдя к окну, отдернула занавеску, чтобы шире открыть его. Дождь встретил ее веселым шумом, но она уже не радовалась ему больше, хотя град и перестал. Какой толк от того, что он перестал, если деревья поломаны, цветы помяты?

Скрестив на груди руки, Гита долго смотрела на улицу, забыв и про дождь и про град. Знакомые семейные будни возобновились. И так скверно. Не помогла даже временная разлука. На этот раз, однако, Гита чувствовала себя сильной и гордой, ибо совесть ее действительно была чиста. Чиста ли? Разве Филипп Славков ее уже не интересует?