Новые записи Ци Се, или О чем не говорил Конфуций

— В минувшие дни ты был моим последователем, и по правилам тебе положено входить в главные двери.

Куда ему сесть, сюцай не знал, поэтому он пропустил вперед духа-покровителя уезда Танси, затем вошел еще какой-то дух в высокой шапке, но Су-минь приказал Чэню отбросить церемонии:

— Ты был моим последователем, и тебе положено сидеть на почетном месте.

Изумленный сюцай уселся. Су-минь и дух-покровитель Танси начали между собой тихий разговор, всего Чэнь разобрать не мог, но несколько фраз расслышал: «Умрет в Гуан-си, выдвинется в Танси, упрямец с горы Наньшань прожил десять тысяч лет».

Дух-покровитель Танси сказал, что ему надо уходить, и Су-минь велел Чэню проводить его до дверей.

— Вы кое-что расслышали из моего разговора с достопочтенным Юем? — спросил дух.

— Только несколько таких-то фраз, — ответил Чэнь.

— Настанет день, когда они сбудутся, — сказал дух. Вернувшись, Чэнь увидел Су-миня, и тот сказал ему то же самое.

В испуге Чэнь проснулся. Он рассказал людям свой сон, но никто не мог понять, в чем тут дело.

Семья Чэня была бедная. Был у него двоюродный брат по фамилии Ли, которого назначили младшим помощником начальника одной области в Гуанси. Он хотел, чтобы Чэнь поехал с ним, но Чэнь не соглашался.

— Приснившийся мне дух сказал, что я умру в Гуанси. Если поеду с тобой, боюсь, будет беда, — сказал он.

— Вы ослышались, — возразил двоюродный брат. — Дух сказал: «начнет в Гуанси», а не «умрет в Гуанси». Если умрете в Гуанси, как же сможете выдвинуться в Танси?

Чэнь согласился с его доводами, и они поехали в Гуанси.

Двери, ведущие в западную часть помещения, отведенного младшему помощнику начальника области, были заперты, и никто не решался туда войти. Чэнь отпер двери, внутри оказался садик, беседка, цветы, камни. Чэнь приказал перенести туда его лежанку. Месяц с лишним все было в порядке, но в восьмую луну, в праздник Середины осени, он напился и запел в саду:

Луна светла, как вода,

осветила башню —

и вдруг услышал, как в воздухе кто-то захлопал в ладоши, засмеялся и пропел:

Луна светла, как вода,

затопила башню,

заменив таким скверным образом слово «осветила». Чэнь очень испугался, поднял голову и увидел старика в шляпе, сплетенной из лиан, в одежде из рогожи. Старик сидел на ветви платана. Весь дрожа от страха, Чэнь побежал к себе, чтобы лечь, но старик спрыгнул на землю и, удерживая Чэня, сказал:

— Не бойся, на свете водятся и утонченные бесы вроде меня.

Чэнь спросил, что он за дух. Старик ответил:

— Не скажу. Давай побеседуем о стихах.

Чэнь, заметив, что прическа и усы у старика такие, каких никто сейчас не носит, постепенно стал понимать, с кем имеет дело. Вошли в помещение; стали состязаться в сочинении стихов. Иероглифы, которые писал старик, все были в форме головастикового письма, Чэнь не мог как следует разобраться в них.

На его вопрос старик ответил:

— Я с детства привык так писать, а теперь, если бы мне и захотелось перейти на почерк кайшу, рука привыкла к старому письму и не послушается меня.

Детские годы, о которых упомянул старик, приходились на время еще до Нюй-ва.

С этих пор старик стал приходить каждую ночь, как свой человек.

Домашние младшего помощника начальника области Ли часто видели, как Чэнь, держа в руках чашку с вином, пьет будто вместе с кем-то, находящимся в воздухе. Рассказали об этом Ли; тот тоже заметил, что Чэнь в каком-то странном состоянии, и упрекнул его:

— Вас опутали колдовскими чарами, боюсь, как бы не сбылись слова о смерти в Гуанси.

Вняв совету Ли, Чэнь решил вернуться домой, чтобы избавиться от старика. Но когда он поднялся на джонку, оказалось, что старик уже там. Другие люди его не видели. Путь лежал мимо Цзянси, и старик сказал:

— Завтра попадем в пределы Чжэцзяна, здесь наша с вами связь оборвется. Не могу не признаться вам, что я совершенствую свое дао уже десять тысяч лет, но бессмертия еще не достиг. Прошу вас вырезать из сандалового дерева в три тысячи цзиней фигуру женщины, в противном случае мне придется воспользоваться вашим сердцем и легкими.

Испугавшись, Чэнь спросил старика, как он совершенствует свое дао.

— Рублю топором телегу, — ответил старик.

Чэнь сообразил, что знаки «рубить топором» и «телега» составляют вместе слово «казнить» и еще больше перепугался.

— Подождите, пока я вернусь домой и посоветуюсь кое с кем, — сказал он.

Прибыли в Хайчан. Чэнь рассказал обо всем своим родным и друзьям.

— Уж не этот ли оборотень упрямец с горы Наньшань, о котором говорил Су-минь? — решили они.

На следующий день, когда пришел старик, Чэнь спросил его:

— Не на горе ли Наньшань находится ваш дом?

Старик изменился в лице и злобно воскликнул:

— Ты не мог этого сам узнать, наверняка какой-то негодяй тебя научил!

Чэнь рассказал об этом своим друзьям, и те решили: раз так, надо его стащить в храм Су-миня!

Чзнь так и сделал, но, когда дошли до храма, старик переменился в лице и повернул назад. Чэнь схватил его обеими руками и насильно втащил в храм. Старик издал протяжный свист и взмыл в небо.

С тех пор оборотень больше не показывался.