Новые записки о галлах

...Дорога, дорога. Все время на перекладных. Сколько раз я уже объехал вокруг света ? Везде одни и те же человеческие судьбы. Везде счастья столько же, сколько его в каждой стране, в каждом городе, которые я видел, в каждой человеческой судьбе, которой я оказался причастен. Везде столько же горя ровно столько, чтобы счастье не начинало надоедать. Я снова на вокзале. Как мне знакомы эти окрики, свистки паровозов, суетящиеся пассажиры, томящиеся встречающие, исчезающие любимые, вечно исчезающие любимые, всегда остающиеся на перронах и все менее различимые из-за дыма и толчеи провожающих, так энергично махающих руками. Кажется, это платформы уносятся прочь на всех парах, а мы остаемся на месте и, выглядывая в окно купе, с грустью замечаем, что лица тех, кто нам дороги уже почти не различимы, и вот они уже полностью сливаются с толпой...После череды бессонных ночей моя голова раскалывалась, и я подумал о том, что в последние дни несчастий как раз было достаточно для того, чтобы я опять с искренней радостью начал принимать милости судьбы. Все было просто. Достаточно оказывалось одного телефонного разговора. Приехав на вокзал заранее и убедившись, что имею достаточно времени, я нашел телефонную станцию и долго, очень долго пытался дозвониться до квартиры на площади Островского, до Лены - для вас: Елены Степановны. Наконец, мне удалось прорваться по тому номеру, который, написанный на клочке бумаги, я держал перед собой. В трубке послышались длинные, очень длинные гудки. Один, второй, третий...Мне почудилась в них поступь процессии, сопровождавшей во времена инквизиции приговоренных к смерти. Потом щелчок - словно треск ступеньки при подъеме на эшафот - и гудки прекратились, только слышались сильные помехи, и чье-то молчаливое дыхание. "Алло, алло ! - орал я. - Алло ! Лена ? Алло ! Это я, Петр ! Алло !" Я продолжал надрываться, слыша в трубке всю ту же тишину и то же отчужденное дыхание, бессмысленное, как неожиданно прозвучавший указ о замене сожжения четвертованием. Я все пытался пробраться и через помехи на линии, и через безмолвие на том конце провода, но - тщетно. Я слышал, как там, в квартире, трубку положили и раздались резкие, зудящие, короткие гудки. Это словно комья земли, когда они разбиваются о крышку гроба с покойником. Это конец. Я мертв. Вот и смерть моя.

A suivre

Продолжение книги готовится к публикации. Мнения по поводу прочитанного переводчик и издатель просит пересылать на адрес Петра Николаевича Дубровского us300008@infos.ru