Новые записки Шерлока Холмса

Как я уже сказал, Майкрофта сразу приметили в правительстве, благодаря чему он довольно быстро продвинулся по службе. Вскоре он уже помогал разрабатывать курс для множества департаментов. А потом о человеке, чей мозг подобен мощнейшей вычислительной машине, услышали и агенты иностранных держав.

Я до сих пор не в курсе, что же именно произошло. Да и семья Шерринфорда не понимала, какая угроза нависла над ними, – они лишь знали, что находятся в опасности. Майкрофт не раскрыл нам этих сведений и не рассказал о том, какие меры ему удалось предпринять против агрессоров. Мне известно только одно: в сентябре восьмидесятого года, через месяц после моего знакомства с моим племянником Зайгером, случилось нечто такое, что поставило под угрозу жизни моих родных в Йоркшире, и причиной тому было положение Майкрофта в правительстве. Тогда ценность моего брата в государственных делах уже считалась бесспорной, и на высшем уровне было решено предотвратить подобные угрозы в дальнейшем, чтобы ничто не могло оказать на него давления.

Агенты правительства ее величества пообщались с жителями окрестных деревень в районе нашего родового поместья и попросили их делать вид, что семья Холмсов из Норт-Райдинга не имеет никакого отношения ни к Майкрофту, ни ко мне. Полагаю, что уже тогда брат включил меня в свои планы, поскольку понимал, что я остаюсь в Лондоне и собираюсь вести дела с не самыми законопослушными представителями общества.

Местные жители согласились сотрудничать, и после этого из официальной документации были изъяты все записи, касавшиеся Майкрофта, меня и других членов нашей семьи. Именно поэтому обо мне нет упоминаний ни в Оксфорде, ни в Кембридже, ни в больнице Святого Варфоломея. Более того, информация обо всех членах этой ветви нашей семьи изъята из местной приходской книги.

Конечно, план был не идеальный. Но предполагалось, что этого будет достаточно для того, чтобы сбить вражеских агентов, угрожавших семье Шерринфорда, с толку. В течение многих лет местные жители то и дело сообщали, что некто пытался выведать у них информацию об обитателях нашего поместья. Иногда это были журналисты, а иногда – загадочные незнакомцы, которые и являлись, по нашему предположению, агентами преступных либо иностранных шпионских сетей.

Безусловно, больше всего мы опасались угроз со стороны профессора Мориарти и его организации. В сущности, он гостил у нас чуть ли не целое лето и был прекрасно осведомлен, кто где находится. Впрочем, он так и не предпринял никаких действий. Могу лишь предположить, что ему помешал некий своеобразный кодекс чести. Вполне возможно, он чувствовал себя в чем-то обязанным – в конце концов, к нему там очень хорошо относились. А быть может, он решил, что и мне что-то известно о его семье, и ошибочно предположил, что я перейду в контрнаступление. Возможно, так я и поступил бы. К счастью, информацию о моих родственниках, которой он обладал, Мориарти оставил при себе. По крайней мере, ничто не указывает на то, что лица, пытавшиеся возродить его криминальную структуру, догадывались о нашем существовании.

С минуту я обдумывал услышанное, а затем спросил:

– Вы все время ссылаетесь на родных в Йоркшире как на семью Шерринфорда. Значит ли это, что ваших родителей уже нет в живых?

– Мать скончалась в апреле восемьдесят восьмого. Хоть вы и жили тогда на Бейкер-стрит, я не стал упоминать об этом печальном событии. Оглядываясь назад, я понимаю, что смерть матери сильно потрясла меня. Отец умер гораздо раньше, летом семьдесят седьмого года. Он так и не успел узнать, что я добьюсь значительного успеха на том поприще, над которым он так насмехался.

Я припомнил весну 1888 года. Холмс ничем не выдал факта смерти матери. Возможно, на его смятение указывали лишь заминки в нескольких расследованиях. Особенно ярко это проявилось в деле о загадочном жильце, поселившемся по соседству от мистера Гранта Монро[9]. Гений дедукции тогда построил свои умозаключения на совершенно ошибочной и, надо сказать, нелицеприятной догадке. Убедившись, что истина не так жестока, он попросил меня тут же напомнить ему о Норбери, когда он будет вести себя чрезмерно самонадеянно либо недооценит ситуацию.

Поезд набирал скорость. Каждый из нас был погружен в воспоминания, и мы проехали несколько миль в молчании. Я прекрасно понимал, как чувствует себя Холмс. У меня самого отец умер от алкогольного отравления, завершившего его никчемную жизнь, которая неслась по нисходящей от успеха, стабильности и респектабельности к полному провалу. Мать скончалась, не в силах вынести ухода отца. К слову, это случилось гораздо раньше, чем могло бы. Тем не менее ее кончина совершенно выбила меня из колеи. Лишь когда я стал старше, получил степень доктора, потратил несколько лет на путешествия и отправился на службу в армию – лишь после всего этого мне удалось совладать с той горечью, которая терзала меня после гибели родителей.

Постепенно я стал отдавать себе отчет, что сижу в купе поезда. Холмс, расположившийся напротив, с любопытством разглядывал меня. Откашлявшись, я спросил: