Новые земли Александра Кубова

Я открыл дверь учительской. Там сидел Пал Палыч над нашими тетрадками. Он нисколько не удивился, увидев меня. Как будто бы так и надо. Как будто он меня ждал. Я не думал заранее, что я скажу Пал Палычу, вообще не думал, как это будет, о чём мы будем говорить, а тут, когда зашёл, меня вдруг осенило:

— Пал Палыч, вы не думайте, что Каркачиди увезла вашу книгу, она у меня.

— Заходи, Кубов, присаживайся, поговорим.

Пал Палыч ничего не ответил про книгу. Может, он не расслышал, а может, хотел мне этим сказать: «Знаю, что это всё враки, что вовсе не из-за книги пришёл».

Я подошёл, сел на стул сбоку стола. Мы оба долго молчали, и Пал Палыч снова, как тогда, достал портсигар и закурил папиросу.

И я сразу понял, что Пал Палыч знает всё, что там у меня творится, и может, даже знает про то, в классе. Вот он сейчас заговорит, вот у него уже подрагивают усы…

Я онемел. Я стал каким-то железобетонным, и только бухало в ушах. Я ждал, что скажет Пал Палыч.

И Пал Палыч начал:

— Вот, Кубов, что я хочу тебе сказать… Это было в последнее предвоенное лето, когда я начал самостоятельные раскопки. Я тогда только что кончил археологический…

— Вы начали раскопки, вы…

Пал Палыч сбил меня с копыт одной левой, положил на обе лопатки, в секунду провёл три раунда и во всех победил.

— Так вот, Саша, понимаешь ли, я знал, я чувствовал, что стою на пороге большого открытия, может быть, великого. Уверен был в том, что у меня начинается жизнь, о которой я мечтал, — жизнь учёного. И бац! Война!..

Я слушал Пал Палыча, боясь пропустить хоть слово, хоть букву. Всё, что он говорил, было совсем даже не о Джоанне и не о том, о чём я хотел с ним поговорить, но в то же время я почему-то почувствовал, что всё это имеет отношение и ко мне и к Джоанне.

— И вот понимаешь, Саша, война!..

— Ну а потом?

— А потом… Потом началась совсем другая жизнь — школа, кружок… И потом нога, Саша.

Пал Палыч достал ещё одну папиросу, закурил её от первой. Он встал, и так противно, так визгливо заскрипел его протез.

— Так вот, Кубов, ты понимаешь, надеюсь, что я говорю с тобой сейчас не как учитель, а… ну как старший товарищ, что ли. Так вот что. Бывают обстоятельства, которые сильнее нас. И они ломают нашу жизнь. И это обидно, очень обидно. Но если выбор зависит только от ТЕБЯ, то ты должен его сделать. Понимаешь, должен. Не должен предавать…

Я так вздрогнул, что даже подскочил на стуле. Но Пал Палыч говорил совсем не о том.

— Не должен предавать то дело, которое ты избрал, которым ты послужишь людям… как бы не были тягостны твои личные обстоятельства. Ведь смешно думать, что личные обстоятельства могут быть только у взрослых. Ведь правда?..

* * *

В воскресенье у нас была свадьба. Рано утром отец поехал в город за Ксенией Ивановной. Они должны были сначала пойти в загс, а потом приедут к нам домой и все приглашённые отцом и Ксенией Ивановной.

Мы с Булей в этот день сбились с ног, хотя про Булю можно было сказать, что она всю эту неделю сбивалась с ног, и непонятно, на чём сейчас стоит.

У Були всё уже было готово, и, оказывается, всё равно ничего не готово. Табуреток не хватает. Стол маленький. Чтобы собрать нужное количество табуреток, я обегал всех соседей. За посудой Буля пошла сама к тёте Вере и сказала мне, что хочет посоветоваться со мной, не обидится ли отец и Ксения Ивановна, если она пригласит и тётю Веру и тётю Марусю Кочкину (это мать Надьки Кочкиной). С соседями надо жить дружно, и должна быть не такая дружба, как у волка с лисой, а настоящая, душевная, чтоб делить и хорошее и плохое.

Я, конечно, не возражал, хотя мне не очень-то хотелось видеть на нашей свадьбе мать Надьки Кочкиной, но я думал сейчас не о дружбе с соседями, а о том, что тётя Вера и тётя Маруся Кочкина помогут Буле, а мне, я знаю, Буля не доверит мыть чужую посуду.

Вот, наконец, у нас всё готово. Стол мы поставили во дворе — вернее, не стол, а три стола (притащили тёти Верин и тёти Маруси Кочкиной), — накрыли белыми скатертями, а один простынёй, но всё было так тесно заставлено едой, что и не видно совсем, что это простыня. Посередине красовалась колбаса Булиного изготовления, и пироги, и баклажанная икра, а огурцов и помидоров прямо горы.

На большом длинном блюде лежала копчёная ставрида. Стояло настоящее покупное вино, не считая того, что тётя Вера и тётя Маруся Кочкина принесли ещё своё домашнее вино: один сорт — из винограда, а другой — из яблок.