Пуля впилась в грязь рядом с моим коленом, чем настроила меня на способствующий выживанию лад. Шатаясь, я поднялся на ноги и навалился на хлипкую дверь сарая, отчего она тут же слетела с петель и я оказался внутри. Вопли в темноте; писклявые вскрики ребятишек. Что-то тяжелое садануло меня по плечу и лязгнуло об дверь, за ним последовало хриплое проклятие в стиле Родольфо. Я вышиб переднюю дверь и оказался на улице. За мной из своего замка выкатился страшный, как тролль, мужик с волосатой грудью, в трусах, майке и с мачете в руках. Решив, что в данном случае дипломатические таланты мне не помогут, я кинулся бежать.
Какое-то время — может статься, гораздо меньшее, чем я себе воображал, — бег не отнимал никаких усилий. Впечатление было такое, будто это не я бегу, а мир скользит мимо меня, парящего в пространстве. Мои шаги были быстры, дыхание свободно — я верил, что смогу обогнать любого преследователя, а избавившись от него раз и навсегда, соберусь с мыслями и решу, что делать дальше. По обе стороны дороги тянулись глинобитные хижины с провалившимися крышами; кое-где между ними попадались одиноко стоящие развалины более крупных построек — прежде в них были офисы или предприятия, а теперь они зияли проемами окон и дверей на темной улице: остовы домов, еще не уничтоженные окончательно, но давно непригодные для обитания. Баррио Эскина дель Соль. Квартал Солнечный Уголок по-нашему. Самый заброшенный квартал самого убогого района города, где не встретишь никого, кроме бродячих собак, да живых мертвецов, да тех, в ком едва душа держится и кто переехал в муниципальные дома (построенные — вот тоже ирония судьбы — на средства Северо-Американской ассоциации свободной торговли) — когда воздух испортился настолько, что ребятишки стали рождаться с вдавленными внутрь грудной клетки головами. Примерно в двухстах ярдах передо мной, вздымаясь, точно желто-белый каравай над пеплом духовки, в которой его испекли, стояла виновница этого разорения: макиладора «Юнайтед продактс». Ярко освещенное здание с широкими стеклянными дверями и выложенным пластиковыми плитками фасадом занимало несколько кварталов, белесый дым поднимался из венчавших его труб и уходил наверх, к небу, чтобы соединиться с уже скопившейся там отравой, — в ущербном свете прожекторов на крыше здания дымные колонны казались зеленоватыми эктоплазматическими[63]
подобиями жутких извивающихся щупальцев, из которых давно высосали всякую жизнь и теперь выдавливают через трубки на манер сосисок, сделанных неизвестно из какой гадости.