Новый американский молитвенник

Сидя в кресле посреди фальшивой гостиной, в декорациях которой снималась детройтская версия «С добрым утром, Америка»,[20] окруженный с флангов ведущими — баритоном Форрестом, словно сошедшим с рекламы мужских сорочек, и Шерри, худой нервозной блондинкой с невероятно широким ртом, — я отвечал на обычные вопросы, когда вдруг столкнулся с новым оппонентом, профессором Дювалем Роуэном, высоким негром с залысинами и эспаньолкой цвета соли с перцем, который преподавал сравнительную религию на факультете антропологии Мичиганского университета. Вежливая колкость его вопросов заставила меня прибегнуть к спасительному невежеству, и я твердил, что новый стиль — это метод концентрации воли, а не магическое заклинание, пока Роуэн наконец не возразил:

— А что есть магическое заклинание, как не способ концентрации воли?

Когда Шерри, демонстрируя свою ошеломительную, как белый «кадиллак», улыбку, приправленную изрядной долей идиотизма, предложила каждому из нас вкратце сформулировать свою точку зрения, я просто сказал, что некоторым людям новый стиль помогает, а больше я ни на что и не надеюсь. Слабовато. Роуэн, вальяжный и самоуверенный, точно дипломат, заметил:

— Думаю, изобретение мистера Стюарта стоит рассматривать как небесполезное дополнение к культу личного начала. Что такое его новый стиль и в чем его польза, судить в конечном итоге потребителю. Однако я сильно сомневаюсь, что…

— Прошу прощения, мистер Дюваль. — Шерри подалась к нему, настырная, как группи, преследующая рок-звезду. — Назвав изобретение мистера Стюарта небесполезным добавлением к культу личного начала, что именно вы имели в виду?

— Я хотел сказать, что его новый стиль — это не пассивная панацея от страха, которую предлагают обычно телепроповедники, — ответил Роуэн. — Традиционная религия обещает вознаграждение в обмен на неукоснительное следование своим правилам. Молитва, регулярное посещение церкви, соблюдение некоего морального кодекса. Но вера — штука неопределенная, и верующий никогда не может быть, прошу прощения за каламбур, уверен в том, достаточно ли истово он верует. Новый же стиль предлагает человеку собственный путь к спасению, прокладываемый при помощи почти забытого ныне искусства грамотности. Он не навязывает правил, с которыми следует соизмерять свое поведение, а предлагает способы достичь желаемого. «Новый американский молитвенник» можно рассматривать как практическое пособие, которое учит писать плохие стихи и преследовать при этом собственные цели.

Форрест торжественно кивнул; Шерри захихикала, как будто и впрямь поняла, о чем он.

— Большое спасибо, — сказал я.

— Я не хочу отзываться пренебрежительно о ваших стихах, — сказал Роуэн. — Однако сомневаюсь, что многие из ваших последователей окажутся столь же красноречивыми. Впрочем, главное, что ваша книга стимулирует людей к чтению и письму. Это само по себе очень важно. Дальнейший же успех мистера Стюарта, — тут он снова повернулся к Шерри, — будет в конечном итоге определяться тем, как долго его персональный стиль сохранит свою привлекательность для публики, и тем вниманием, которое он станет уделять рекламе и впредь.

К моему удивлению, после передачи Роуэн пригласил меня выпить кофе, и пока мы сидели в закусочной, созерцая тоскливую зимнюю перспективу Вудвард-авеню — корка серого снега у обочины, машины противно шелестят шинами по слякоти, на тротуарах толкаются неопрятного вида трудяги, которые спешат куда-то под бетонно-серым небом, подняв воротники, — я сказал ему, что он здорово мне подгадил.

Он искренне удивился и ответил:

— Вы так думаете? Скорее наоборот, ваши поклонники уже все телефоны в студии Седьмого канала оборвали, требуя моей крови. — Его рука с вилкой замерла, не донеся кусочек еды до рта. — Со времен Войны в заливе телевизионная журналистика полетела в тартарары. Теперь никто не анализирует проблемы, их просто подают в экологически безопасном формате, и все. Или сводят в студии новоявленного героя с мерзавцем и предоставляют им выяснять отношения. Полагаю, публике так интереснее. — Он отправил кусок в рот, прожевал и проглотил. — Я — ученый. А это, в глазах большей части телезрителей, автоматически превращает меня в мерзавца.

— И все равно вы хорошо надрали мне задницу.

— Я просто высказал свою точку зрения. По-моему, это не называется «надрать задницу». — Он шумно отхлебнул кофе, поморщился. — Все дело в том, Вардлин… Кстати, у вас довольно необычное имя. Никогда раньше такого не слышал.

— Моего отца звали Вард, а мать — Линн. Работяги из южных штатов часто такими штуками балуются.

Он засмеялся и сказал:

— Так вы, значит, из синих воротничков?

— Белая рвань… Синие воротнички… Как ни назови.

— Все дело в том, — продолжал Роуэн, — что вы не похожи на типичных мошенников, с которыми я обычно встречаюсь на таких шоу. Вы сами верите в то, что говорите. Вы, может быть, даже честный человек.

— Странно, что вы так сказали. Я тут как раз подумывал недавно, а не вешаю ли я лапшу всем на уши. Маленькие такие сомнения.

— Говорят, только честный человек способен признать, что он лжец.