Новый американский молитвенник

— Только этого мне сегодня и не хватало, — ответил я.

— Так да или нет?

— Сам не знаю.

Она явно не знала, на что решиться.

— Ладно, веди его, — сказал я. — Только сама не уходи. Наша семейная встреча наверняка будет предельно краткой.

Она открыла дверь, и я увидел его. Моего отца. Он был в замасленной автомобильной куртке с воротником из кожзаменителя, а в руках крутил видавшую виды бейсбольную кепку с надписью «Морские ястребы». Двадцать с лишним лет не прошли для него бесследно. Волосы у него поседели, и даже кожа стала серой, как бывает у фабричных рабочих со стажем. Грудь впала, зато обозначилось пивное брюшко. Ноги отощали. Но физиономия висельника с тяжелой челюстью осталась прежней, — ни морщины, ни многочисленные пигментные пятна не в силах были скрыть отпечатка угрюмой души. Шаркающей походкой он приблизился ко мне, стыдливо, точно стесняясь, пробормотал: «Вардлин», слабо пожал мне руку и отступил назад. На меня вдруг накатило неприятное ощущение дежавю.

— Что ты делаешь в Чикаго? — спросил я. — Когда я в последний раз о тебе слышал, ты был еще в Спокейне.

— Мы переехали в Чикаго, чтобы твоя мать была поближе к сестре, — ответил он. — Тетя Пола, ты помнишь.

— Помню имя. Лично ее знать, я, кажется, не имел удовольствия.

Я думал, он начнет спорить, но он помолчал и сказал только:

— Ну, может, и нет.

Казалось, он не знает, что сказать дальше, и я пришел ему на выручку:

— Давненько мы с тобой не видались, а?

Он кивнул:

— Да-а. Немало воды утекло.

Потом глянул на Сью и добавил:

— Я Вард.

Сью представилась моим редактором, и он заметил:

— Похоже, мой парень скоро станет большой шишкой.

— Больше, чем штат Техас! — ответила она с напускной жизнерадостностью.

Он снова кивнул и повернулся ко мне:

— Мама тоже хотела прийти. Но у нее проблемы со здоровьем. Твой брат переехал в Даллас, работает на «Мобил». Сестра готовится подарить нам еще одного внука. Четвертого уже.

— Передавай привет, когда будешь с ними разговаривать, — отозвался я.

— А как же. Уж конечно, передам.

Последовала напряженная пауза. Гул в коридоре нарастал, словно рокот отдаленного камнепада. Сью глазела на нас как зачарованная и, по-моему, была слегка шокирована. Я начинал злиться. Не на отца и не на Сью конкретно, а на обстоятельства вообще.

— Ну, — сказал я, — просто так ты бы явно не пришел… То есть, я хочу сказать, если нужна помощь, то давай выкладывай.

Еще один кивок. Сколько его помню, у него всегда была такая привычка. Словно весь его словарь состоял из одного корня и тысячи вариаций на тему.

— Мне неловко тебя просить. Мы, я имею в виду — домашние, никогда с тобой особо не ладили.

— В этом никто не виноват.

— Да нет, кто-то, наверное, виноват, только черт меня задери, если я когда-нибудь понимал кто. — Он сунул руку в карман штанов и почесал себе яйца. — Мы много потратили на лекарства. Твою мать оперировали. А клятой страховки ни хрена не хватает. — Он глянул на Сью и добавил: — Прошу прощения за мой французский.

Та кивком дала понять, что прощает.

— Думаю, что смогу немного вам помочь, — сказал я. — Правда, большую часть денег я получу только через полгода-год. Издатели, они раскошеливаться не торопятся.

Он пожал плечами и слабо усмехнулся.

— Страховые агенты тоже.

— Я могу организовать аванс, — предложила Сью. — Не знаю, правда, насколько большой. По сути дела, можно претендовать на шестизначную цифру, но с бухгалтерией не поспоришь. Так что, я думаю, не больше пятидесяти.

— Я что, и правда скоро буду стоить миллион? — спросил я ее.

— Половину точно.

— И как скоро мы можем получить деньги?

— Заявку напишу в понедельник. Может, недели через три.

Отец стоял, опустив глаза в пол и держа бейсболку на уровне пояса. Он напомнил мне раба перед судом своего господина или батрака, пришедшего к помещику просить милости. Мне хотелось сделать что-нибудь, чтобы он не был таким зажатым, но я не мог ни двинуться, ни слова сказать, подчиняясь отношениям, установленным между нами давным-давно.

— Мы благодарны, — сказал он. — Правда благодарны.

— Сыновний долг, — ответил я.

— Нету у тебя перед нами никаких долгов.

— Вы меня вырастили. Уже за одно это я в долгу перед вами.

Что-то внутри него как будто окаменело.

— Нам с тобой всю жизнь наплевать было друг на друга, тебе и мне. А теперь вот я стою тут с протянутой рукой. Черт, я… — И он с размаху нахлобучил бейсболку себе на голову. — Неловко мне.

Я не знал, что еще сказать. Та слабая эмоция, которая владела мной с самого начала нашей встречи, из удивления переросла в тихую грусть, но оставалась по-прежнему слабой, как бывает, когда смотришь рекламный ролик какой-нибудь благотворительной организации, занимающейся детьми из Третьего мира, и слезы наворачиваются на глаза, особенно если дело к ночи и ты уже успел пропустить стаканчик-другой, но стоит начаться «Футбольному вечеру в понедельник», и намерение помочь несчастным сироткам растворяется в небытии.

— Ну ладно, пошел я. — Он поддернул штаны и стал застегивать куртку.

— Оставь свой адрес.