Новый Белкин (сборник)

– Какого хрена ты таскаешься в такую даль? В Москве надо вертеться, в Москве. Время не трать. – Георгий Семеныч не одобрял моих поездок.

– Да там тоже хорошо берут.

– Здесь берут лучше. Всех обзвонил, – давай по новой. Наедь на них, скажи, мол, батюшка, сворачиваемся – полиграфия дорожает, иконки себе в убыток производим. Берите последние. Им же не продавать надо, а втюхивать. Понимаешь, втюхивать.

Я, скорее всего, понимал, но за городом было приятнее. На прошлой неделе я решил разведать Каширу и по дороге домой, уже вечером вылез в Ситенке – маленьком полустанке километрах в восьмидесяти от Москвы. Купол с крестом поднимался над желтеющими посадками берез, за деревьями открылась ограда церкви. Я отыскал открытую боковую дверь и попал в кухню. Две бабульки сказали, что настоятеля сейчас нет, без лишних разговоров усадили за стол и налили мне тарелку щей. «Как же ты голодом-то поедешь?»

Я ел густейшие щи, одна бабушка месила тесто, а вторая сидела напротив меня, подперев кулаком щеку, и смотрела, как я ем.

– Страшно, наверное, было служить-то? Смертей навидался?

– Да сам я не служил там. У меня дядька инвалид оттуда, он и собрал артель. Я помогаю просто.

– Ой, сынок, хорошо. Хорошо, что ты там не был, что Господь миловал. Не дай Бог такому произойти. Давай еще немного подолью, электричка еще через час только пойдет. Давай.

Отъезжая от Ситенки, я смотрел из окошка, как горели в закатном солнце березы и золотой куполок. Такие поля кругом. Вроде ничего особенного, а мне нравились такие поездки. Раза два в неделю можно из города уезжать, и не просто так, не просто для себя, а по делу. Все-таки вон, в Дмитрове, много заказали.

В Дмитров повезли иконки на машине, одному было не утащить в рюкзаке. Поматерился Георгий Семеныч, что, мол, ехать – только бензин жечь, но ничего, поехал. Там батюшку прождали до самого вечера, потом иконки считали, потом деньги. Отправились домой уже вечером.

– Кончай ты ездить по дальним храмам. Весь день убили, а толку – хрен да ни хрена. С этим отцом Василием твоим провошкались до ночи, – Георгий Семеныч гнал, не сбавляя скорость на поворотах. Жевал сигарету. – Надо день со смыслом тратить. Встал, с утра в пару мест сгонял, пока обедаешь – позвонил туда-сюда, опять съездил. Вот так надо, с толком, понял? А ты, елки, знаю я тебя – уедешь за город, сядешь на пенек и сидишь. Нужны будут какому-нибудь попу иконки – сам придет. Так ведь?

У переезда через железную дорогу опустился шлагбаум. Мы не успели. Сзади притормозила «четверка» с матрасами на верхнем багажнике. Куча детей в салоне. На самом верху к матрасам было привязано два стула и удочки. Дачный сезон уже закончился, а я за лето только и выезжал из города что по своим церквям. Даже на рыбалку ни разу не съездил. И осень так пройдет, останется только воспоминание, что однажды утром воздух такой свежий был, и горизонт почище казался.

– Японский-то бог! Опять торчать будем, время терять. Надо, Серега, с умом, с умом. Вот я, например, если за день кого-нибудь хоть на копейку не обставлю – все, день просто так прошел. Потерян день. Поэтому и деньги идут, и дела идут. Думаешь, у меня одни эти иконки? Да это старт, начало только. Сейчас надо магазин открывать, за товаром в загранку ехать. Спешить надо, здоровья-то ни хрена не осталось. А ты – на пенек. А этому, блин, дураку что надо еще?

На дорогу вылез с обочины мужик, постучал нам и начал показывать что-то на пальцах. Георгий Семеныч опустил стекло.

– Чего тебе?

– Командир, подбрось до поселка. Или сотку дай.

– Больше ничего не надо?

– Ну, прошу как человека, подбрось нас с товарищем. Или сотку дай.

– Иди у других проси.

Подошел товарищ с ломом в руках, а поезд – длинный товарняк – еще не прошел.

– Елки, товарищ нашелся еще. Докуда, говоришь, везти-то?

– Ну, там это по трассе, короче, недалеко. Скажем, докуда. Мужик, я прошу, отвези нас. А то машину разобьем.

Георгий Семеныч в задумчивости посмотрел на пролетающие вагоны.

– Ладно, иди с той стороны садись, у меня здесь дверь не открывается.

– А ты довезешь?

– Ну, сказал же, довезу, сейчас вот поезд пройдет, и довезу. Пусти, стекло подыму.

Прошел последний вагон. Мужик послушно убрал руку, и Георгий Семеныч поднял стекло, потом поманил мужика пальцем, и когда тот наклонился, ударил его дверцей и газанул. Шлагбаум начал подниматься, товарищ занес лом, но немного опоздал и промахнулся.

Проехали. Сразу за переездом «жигуленок», идущий сзади, посигналил фарами. Георгий Семеныч притормозил и вышел, я за ним. Водитель «четверки» тоже выбрался из машины, неясно улыбаясь в сумерках, и мотнул головой назад.

– Не попали, вроде, а? Но за такое учить надо.

– Надо, конечно. Если б поезд не прошел, то, может, и попали бы.

Мужики с той стороны переезда уже подходили. Водитель «четверки», не дожидаясь, пока товарищ размахнется своим ломом, влепил ему ботинком в промежность, а Георгий Семеныч по старинке разбил второму лицо кулаком. Оба легли на месте. Я только смотрел.