Новый Белкин (сборник)

На мой же вкус, героя романа явно водят бесы. Вот про это и написана книга, которая, конечно, дает нам нечто к пониманию истории и современности. Но слишком уж трудно там пробиться к точности и какой-либо надежности. Журналистское расследование эпохи и человека в ней не весьма удалось, потому что у автора от начала до конца нет критериев правды. Нет критериев поиска. Точно замечено и то, что в итоге читатель так и не узнает, а как же все там было на самом деле. И это разочаровывает[28], даже если нам всерьез говорят, что самого дела не бывает.

Резонно замечает Дмитрий Володихин: «Главный герой без конца фонтанирует монологами о страхе смерти <...> Он бы и ушел в веру, но говорит себе: ведь если есть хотя бы один ничтожный шансик, что Бога нет, и все усилия напрасны, то, значит, вера не дает ни надежного выхода, ни даже надежного утешения... Любовь земная ничуть не лучше. Терехов <...> вбил весь свой недюжинный талант в доказательство сомнительной теоремы: вера и любовь в этом мире не греют; строил доказательства виртуозно; разрушал самые утонченные этюды любовных чувств; и к чему пришел? – в сущности, вся конструкция может быть торпедирована банальным: «Тебя не греют, а меня греют»»[29].

Однако заметим напоследок, что Терехов среди трех героев этой статьи самый неоднозначный. Все же он циник отчасти поневоле – и без радости. У него есть тоска. А это немало. Вот еще фрагмент из его интервью: «Вы знаете, я, к сожалению, давно уже умер как гражданин, и это, мне кажется, распространенное ощущение. У меня нет политических убеждений. <...> Никому не нравится жизнь, в которой мы живем. Просторы, природа, история, покойная великая русская литература, домашние животные, семья – это да. А жизнь – нет, никому не нравится. „Суровые, сударь, нравы в нашем городе“. Но никто при этом не видел России, которая была бы другой. Реальная Россия всегда – это всего лишь несколько жестоких слов, которые мы говорим друг другу»[30]. Но это, как замечает Слотердайк, с которого начата эта статья, есть пока только состояние несовершеннолетия, так как человек смиряется с положением дел, это позиция безучастного наблюдателя. Задача заключается в том, чтоб из такого состояния выйти.

5. Где граница цинизма?

Обречены ли мы жить в эпоху триумфально торжествующего цинизма?

В масштабе истории ситуация не выглядит однозначной. К примеру, Дмитрий Травин производит такое историософское обобщение: «Циничные эпохи в истории не раз следовали за эпохами радикальных перемен. А стремление к простым, хотя весьма дорогостоящим, радостям жизни возникало после того, как отмирало стремление к кардинальному переустройству общества. В Англии такой эпохой цинизма было, по всей видимости, время веселого короля Карла II (60-е – 80-е гг. XVII века), который сам жил и жить давал другим. Отгремели революционные войны, ушли в прошлое связанные с ними бедствия, появилась возможность делать бизнес и наслаждаться жизнью. И то поколение, которое помнило страшные дни казней и сражений, готово было забыть про религиозные распри ради торжества жизни, как таковой.

Во Франции такой эпохой цинизма и вседозволенности могла бы стать послереволюционная эпоха Директории, однако длилась она слишком недолго по причине полного развала экономики. Наполеон быстро навел порядок, однако затем вновь увлек общество великими идеями, которые к 1815 г. обратили страну в пепелище. И вот тогда-то поколение, сформировавшееся на этом пепелище, возлюбило жизнь значительно больше, чем Свободу, Равенство и Братство, вместе взятые. Что обеспечило Франции относительно стабильное, мирное, циничное и абсолютно коррупционное развитие более чем на три десятилетия (эпохи Реставрации и Июльской монархии). Лишь к концу 40-х гг. французы вспомнили о великих идеях, связанных в их сознании с Наполеоном, и привели к власти Луи Бонапарта.

То, что мы видим в сегодня нашей стране, не является чисто российским феноменом, Это – нормальный этап на длительном пути модернизации любой страны. Сегодня в России живет, правит и наслаждается жизнью поколение, прекрасно помнящее нескончаемый, „эротический“ советский сериал под названием „Голый прилавок“. И что бы там не говорилось время от времени о прекрасной эпохе Леонида Ильича, семидесятники по-настоящему ценят лишь сегодняшний, мир, в котором они находятся около рубля, на который все можно купить».

Травин связывает эти комплексы с мировоззрением, проблемами и психологическими комплексами лишь одного нашего поколения. И, вероятно, сильно упрощает. Феномен современного цинизма не сводится к празднику потребления.

Что же касается литературы, то цинизм ее просто убивает.