Новый Белкин (сборник)

...Он бродил по Ташкенту, стоял у фонтанов, спускался в метро, вдыхал его металлический ветер, поднимался, курил в тени тополей, сидел за столиками открытых кафе, ел арбузы и дыни, думая о чем-то своем. В Дурмень возвращался под вечер, купался в пруду, ужинал в маленькой пустой столовой. Знакомая по маю официантка хмуро косилась, повариха была новенькой, – и никаких легких и звонких следов прошлого... Приходил в свою комнату, лежа на кровати, читал книгу, выходил на лоджию, курил, слушая, как цикадами свиристят звезды, что-то писал китайской перьевой авторучкой на белых листах бумаги в круге света настольной лампы (заглядывая через плечо, мы видим рисунки на полях, перечеркнутые куски, строчку, оборванную словами «мне страшно, Рыжик»). Когда светало, снова шел на пруд, возвращался, срывая виноград, оплетающий аллеи парка. Он хотел, чтобы так было всегда, – чтобы терпеливо ждала его верная война, его друзья, его вертолет, майор, шахматы – и главное...

Но через неделю счастья в комнату вдруг ворвались старшие лейтенанты М. и Л. и с порога объявили, что они заменились!

– А тебя твой заменщик там ждет! На хрена ты уехал? Собирайся и дуй назад! Мы только заехали сказать, сейчас в аэропорт и – домой! Встретимся в Магдагачах после отпуска.

– Вот, блин... – сказал борттехник. – Вы даже не понимаете, как вы все испортили! Е же мое, – в ужасе взялся он за голову.

Два старших лейтенанта с безумием свободы в глазах умчались, оставив после себя запах водки и развалины счастья. Старший лейтенант затосковал. Зачем, думал он, вышагивая по комнате, ну зачем я поехал в этот проклятый оазис, потерял последние дни, – и что теперь делать, когда там сидит эта сволочь заменщик, и я уже вычеркнут из списков счастья – где же этот прославленный армейский бардак?! Туда, сейчас же туда, майор поможет, он обещал, он же сам предлагал, ну хотя бы еще месяц до общей замены, чтобы вместе с ними...

Он начал метаться между профилакторием и военным аэродромом, узнавать, есть ли борта на Сабзавар, и через два дня улетел.

Лучше бы он задержался. Ни майора, ни ее там не было. Их не было ни в городке, ни в пустыне, ни в горах, ни в небе. Их не было в стране. Об этом борттехник узнал, ворвавшись в ее комнату прямо с самолета.

– Тю-у! – сказала соседка. – А вот и опоздавший. Опять не успел, юноша! Вчера вечером они улетели. На две недели. Она – в счет отпуска, он – как бы в профилакторий. Если бы ты не поторопился, увиделись бы – майору же нужно прибытие отметить. А позавчера мы тут их как бы свадьбу праздновали. Вот в тот день, когда ты улетел, он ей предложение и сделал. Утром увез в горы, в снега, сел там – и предложил! Красиво, да? Теперь отправились в Союз, чтобы как полагается. Она просила передать, чтобы ты дождался...

«Останемся! – злобно бормотал борттехник, быстро шагая к штабу. – Вот тебе и останемся! Какой молодец! Меня – в профилакторий, ее – замуж. За себя... А она, конечно, согласна! Дождаться! И зачем я должен дожидаться теперь?!» Но улететь не увидев – это казалось ему вообще невозможным.

Он вошел к начштаба решительно, он даже не понял удивленного взгляда, когда потребовал оставить его здесь хотя бы на две недели. «А как я тебя оставлю? – спросил начштаба. – Ты здесь уже вне закона, приказ подписан, сидишь до первого борта. У тебя даже койки-то нет, по сути. Да ты что, с ума сошел, где это видано? Давай домой, что ты городишь, ну какие дела у тебя могут быть тут? Нет тут у нас никаких дел – рви когти, дурак, не гневи бога!»

В Сабзаваре он просидел еще неделю – пока оформил документы, пока ждал борт на Ташкент (на один опоздал намеренно, за что получил дыню). На построения уже не ходил, долго спал, шел в баню, валялся возле бассейна, прислушиваясь к звукам садящихся самолетов – не летит ли «горбатый». По вечерам рассказывал заменщику – молодому лейтенанту, как надо воевать. Ходил к ее соседке, пил чай, водку, глядя на стены ее комнаты, на ее кровать (здесь автор опускает целый том соседкиных рассказов, его мыслей, ее маленьких вещиц в его вороватых пальцах). Несмотря на соседкины намеки, уходил на ночь к себе. Сидел до утра на кухне, что-то писал, выбирался на улицу, курил в темноте, мокро шмыгая носом. Днем шел на стоянку, бродил возле пустой площадки своего (уже чужого) улетевшего борта, смотрел на песок и камни, думая, какой из них побывал под ее ногой – да что тут найдешь после ветра винтов!