Новый Белкин (сборник)

Печатается с 1983 года: рассказ «Штиль» в журнале «Новый мир» (№ 4). Публикует прозу преимущественно в журнале «Знамя». Написал сценарии кинофильмов «Человек-невидимка» (1983), «Радости среднего возраста» (1984), «Алиса и букинист» (1992; режиссер А. Рудаков), «Черная вуаль» (1995; совместно с С. Говорухиным; режиссер А. Прошкин), «Ревизор» (1996; режиссер С. Газаров), «Кожа саламандры» (2003; совместно с Б. Метальниковым; режиссер М. Бабаханов).

«Грусть у Дмитриева тихая, и стилистика очень спокойная, – говорит В. Курицын. – Жизнь через запыленное стекло. Чувства добрые, но без порыва. Культурное, местами изысканное, но легкое письмо. Такая литература середины, не стремящаяся ни в бестселлеры, ни в элитарнщину, ни в пророчества, ни в забаву». По свидетельству А. Немзера, в своей прозе «Дмитриев не пугает, не давит, не чарует – он рассказывает. Сугубая литературность питает устной стихией интеллигентской беседы, в свою очередь ориентированной на литературную норму. Отсюда – реминисценции; отсюда – недоговаривание, подразумевающее „свой круг“ – читателя-сочувственника, понимающего все с полуслова; отсюда единство изумленной интонации и интонации ко всему привычного человека». «В кошачьей поступи его шагов, – подытоживает А. Архангельский, – аккуратно глохнет железная поступь командора. Доброжелательно-ленивая интонация его прозы умело скрывает внутреннюю жесткость, уверенность в собственной правоте, силе – и в том, что время догоняет того, кто отказывается догонять время».

Произведения Дмитриева переведены на итальянский, немецкий, французский, чешский языки.

Член Русского ПЕН-центра (1997). Входил в жюри премии «Букер – Открытая Россия» (2004).

Отмечен пушкинской стипендией фонда А. Тепфера (1995), премиями журнала «Знамя» (1995, 1999), «Большой премией имени Аполлона Григорьева за повесть «Дорога обратно» (2001). В шорт-листы Букеровской премии входили романы «Поворот реки (1996) и «Бухта Радости» (2007), повесть «Дорога обратно» – в шорт-лист премии Ивана Петровича Белкина.

ДОРОГА ОБРАТНО

Она была, я помню, в теле и по тем временам немолода, по нынешним – бабец вполне, слегка за сорок, вместивших, говорят, в себя, помимо голода, войны, немного лагеря, напоминаньем о котором синела простенькая татуировка на правом ее предплечье. К прежней моей няне, сектантке, претензий вроде не было («Сектанточки – они для нас, конечно, не того, зато они очень чистые и честные»), но как-то в пост я потянулся к ней рукой, измазанной котлетой, коснулся ситчика, и вмиг пристойно-постное лицо ее сделалось хищным – она пихнула меня так, словно я был комом грязи. Я, отлетев, ударился затылком об обои – и по сей день ломаю голову: во вред или во благо мне ее ушибли уже в самом начале жизни. Сектантка Клавдия была изгнана без наказания, ушла от нас без покаяния, неясно чем гордясь, и в доме появилась Мария с татуировкой. Ей было велено присматривать за мной, трехлетним, и за моей годовалой сестрой. Друзья-доброжелатели пеняли моему отцу: