Новый Библейский Комментарий Часть 3 (Новый Завет)

7:7—25 Подзаконные история и опыт иудеев. В отрывке 7:1—6 Павел высказывает несколько критических замечаний о законе: он связывает его с фехом как «властью» ветхого устроения смерти и утверждает, что он лишь обнаруживает фех (5). Данные стихи представляют собой кульминацию в череде отрицательных высказываний о законе, содержащихся в Послании к Римлянам. Павел показал, что закон не может оправдать (3:20а), что им познается фех (3:20б) и что он на самом деле умножает фех (5:20) и производит гнев (4:15). Таким образом, вполне можно представить человека, который считает, что для Павла закон — зло. У Павла достаточно опыта, чтобы предвидеть, что его «богословие закона» может быть превратно истолковано. Поэтому он делает отступление, в котором ограждает закон Моисея от такого ложного истолкования. Он отстаивает его благость, показывая, что отрицательные последствия, им производимые, коренятся не в самом законе, а в силе греха и в человеческой немощи. В 8:3а Павел кратко резюмирует основной мотив отрывка 7:7—25: «Как закон, ослабленный плотию, был бессилен…» Такие положения Павел высказывает в контексте краткого обзора того, как сказалось на иудейском народе влияние закона.

7—12 Этот фрагмент, в котором говорится о появлении закона, преследует две цели: вопреки возможному превратному пониманию (7а) показать, что закон Моисея свят, праведен и добр (12), и пояснить связь между грехом и законом (7б—11). Осуществляя последнее, Павел утверждает, что закон был средством, благодаря которому он «узнал» фех (7б). Павел имеет в виду не просто тот факт, что закон разъяснил ему, что такое грех, но что, ясно излагая Божьи заповеди, закон дал греху возможность подофевать бунт против Бога и со всей определенностью показал Павлу, что он фешен и подвержен смерти (8–11). Наша греховность такова, что само именование какого–либо действия преступлением против святого Божьего закона ведет нас к его нарушению, и именно в этом смысле закон «умножает грех» (5:20; 7:5) и производит гнев (4:15).

Чтобы лучше донести эту мысль, Павел использует местоимение «я», и отсюда возникает вопрос, какой опыт апостол имеет в виду. Многие считают, что он размышляет о себе как о еврейском юноше, достигшем совершеннолетия, когда грех ожил в его опыте и дал ему понять, что он — грешник (я умер). Существует и другая точка зрения, согласно которой Павел описывает время, когда, незадолго до его обращения, Дух начал убеждать его в его греховности. Однако тот факт, что этот опыт имел место тогда, когда пришла заповедь, говорит о другой возможности. Из контекста ясно, что «заповедь» должна относиться к закону Моисея (см.: ст. 7,12) и что этот закон «пришел» тогда, когда Богдал его народу Израиля на горе Синай. Евреев I в. учили тому, чтобы они воспринимали себя как причастников исторического опыта Израиля (как в ритуале Пасхи). Таким образом, возможно, что в этих стихах Павел описывает не свой личный опыт, а опыт всего еврейского народа. Следовательно, он, вероятно, говорит, что для Израиля обретение закона означало не жизнь (как учили некоторые раввины), а смерть, так как закон Моисея, «умножая грех», «произвел гнев», как никогда ясно показав, насколько иудеи далеки от Бога.

13—25 Вторая часть отступления, в котором Павел продолжает рассуждать о законе Моисея, образует «связующее звено» его аргументации в 7:7—12: человеческая немощь — вот причина, почему грех может использовать закон как нечто смертоносное. Хотя закон и духовен, он не может освободить человека от рабства перед грехом и смертью (21—25), потому что человек плотян (14), не способен исполнить закон, который считает добрым (16). В этих стихах Павел сосредоточивается именно на законе Моисея.