Как послушное стадо мы бредем за виляющей задницей мамашей Стифлера на кухню. В необходимости визита к родственникам матрешки меня радует одно: возможность пообедать. Последний раз я ел в самолете, и в данный момент желудок с ревом обгладывает свои стенки. Хотя родительница матрешки с любовной магией и была на «Вы», но кашеварить умела знатно. Хочется верить, что папа Карло и вторую свою невесту выбирал по этому принципу.
Вот только хер там. Оглядываю стол и понимаю, что надежда не потерять сознание от гипогликемии летит в тартары. Я словно очутился на выставке «Невкусная еда». Зеленая дрянь в каждой тарелке, а из мяса — только солонка в виде зайца. Неудивительно, что папаша Карло все больше звереет. Я бы и сам завыл каждый день траву жевать.
— Пробудем здесь час и поедем в стейк-хаус, — шепотом обещает матрешка, безошибочно считывая мое состояние.
— И минет. — выторговываю себе компенсацию.
Матрешка встает на цыпочки и соблазнительно щекочет дыханием мне ухо:
— Можешь рассчитывать на глубокий, Малфой.
Вот идеальная. Ради такого можно ненадолго примкнуть к отряду травоядных.
Папы Карло что-то раздражающее каркает со своего царского стула, и Слава, кивнув головой, тянет меня к столу.
Едва не рычу от возмущения, когда на стул рядом с ней приземляется задница Егорки, обтянутая джинсовыми кальсонами. Поворачиваю голову вправо, а с соседнего места на меня с голодным блеском в глазах хищно скалится Мальвина.
Это что за белобрысая бомбардировка, блядь?
Поднимаю глаза и встречаюсь с оценивающим взглядом мамаши Стифлера: нарисованные брови на лбу сосредоточенно двигаются как у шахматиста, обдумывающего новый ход. И задумала мадам Каспарова, судя по всему, подлую рокировку.
Не в мою смену, бабуля.
Поднимаюсь и со скрежетом выдвигаю матрешку вместе со стулом.
— Подумал, что ты посекретничать с сестренкой хочешь, — отвечаю на ее вопросительный взгляд и жестом указываю пересаживаться. Перехватываю взгляд силиконовой шахматистки и посылаю ей свою любимую улыбку, транслирующую «А не пошла бы ты на хуй».
Матрешка безропотно опускается на соседний стул, а я приземляюсь рядом с Егоркой, который, почуяв близость альфы, замирает, моментально превращаясь в сыкливого истукана.
— Ты надолго в Москву, Гас? — на ломаном английском интересуется папаша Славы, смеривая меня холодным взглядом.
Не люблю с ним общаться. Потому что игнорировать его обезьяньи замашки — признак того, что я себя не уважаю, а послать на хер отца моей будущей жены до свадьбы — это признак дурного тона.
Дублирую старому пню улыбку, которой минуту назад осчастливил его говорящие импланты и весело сообщаю:
— Уеду отсюда только вместе со своей невестой. Нравится мне у вас. И климат замечательный.
— Слава может задержаться и дольше, чем на месяц. — цедит тот, двигая челюстью. — Она пока нужна мне здесь.
— Мы так не договаривались, папа, — вступает Слава и быстро сжимает под столом мою руку. — Ты сказал, что тебе будет нужна моя помощь максимум на месяц. У меня тоже есть свои планы. Например, готовиться к свадьбе. Я выхожу замуж за Гаса, ты не забыл?
Напоминание о женитьбе и перекошенные рожи присутствующих прямо бальзам на сердце для моей персоны нон грата. Так бы и расцеловал свою дикую кошку. Хотя, чего мне стеснятся? Закидываю Славе руку на плечо и смачно клеймлю ее своим ртом. А молчаливый гнев папы Карло и немое осуждение мамаши Стифлера добавляют этому поцелую особую пикантность.
— Теперь можно начинать есть, — покраснев, бормочет Слава, когда я ее отпускаю.
Хозяин дома мгновенно разражается гневным монологом, а так я все равно ничего не понимаю, то беру в руку вилку и начинаю жевать стоящую передо мной зеленую бурду.
— Переведешь, матрешка? — спрашиваю, когда поток русской речи, наконец, иссякает. Вряд ли ее папаша пел мне дифирамбы, но все же любопытно узнать.
— Не стоит. — коротко отвечает Слава. — Никакого конструктива не было.
Дальше, судя по их сосредоточенным лицам, разговор идет о делах, а я от скуки начинаю ковыряться вилкой в тарелке, выкладывая травинками фразу «Tebe pisdetz». Когда заканчиваю, тыкаю локтем Егорку, чтобы дать ему оценить. Тот несколько секунд таращится на мое творческое послание, затем отводит взгляд и выхлебывает стакан воды.
Как там говорится? Предупрежден — значит, вооружен. Я его честно предупредил.
В течение часа тарабарская речь стихает, и матрешка, тронув меня за плечо, томно шепчет:
— Пятьдесят очков Слизерину за этот вечер, Малфой. А теперь встаем и уходим предаваться излишествам. Сегодня в меню много мяса и жаркого секса.
Все-таки стоит немного помучаться, прежде чем попасть в рай.
Мы со Славой синхронно поднимаемся со стульев и, под прицелом четырех пар глаз, прощаемся с Факерами на разных языках. Если бы взглядами можно было убивать или трахать, я был бы трахнут и убит.
— Скажи им, что могут нас не провожать, — предлагаю матрешке, когда мы, взявшись за руки, направляемся в прихожую.
— Поздно. Папа уже идет. — бормочет Слава, бросая взгляд за спину. — Я отлучусь буквально на пару секунд в туалет. Обещайте за это время не подраться.