— Что же мне делать, Константин Семенович? — со вздохом спросила инспектор. — Не понимаю почему, но меня прикрепили к вашей школе. Я бы, конечно, отказалась, если бы знала, что вы здесь директорствуете.
— Почему?
— Ну как почему… Воспоминание о нашей ссоре, оно, как бы сказать… не поднимает настроения. Самолюбие мое здесь не играет никакой роли. Я не самолюбива и не мелочна, но ведь вы во многом не соглашались и не согласитесь со мной, а это вопрос принципиальный.
— Зато вы со мной согласились, — проговорил Константин Семенович.
— Я?
— Да. Вы только что об этом сказали.
— Ах, да… политехнизация! Ну, это само собой разумеется. Решение партии обязывает и вас и меня внести какие-то улучшения в учебно-воспитательный процесс…
— Так в чем же дело?
— Улучшения — это одно, а ломка — другое. Опытная школа! Меня обязали помочь вам организовать работу по-новому, а вы… Захотите ли вы принять мою помощь?
— Почему же нет? Я никогда не отказывался от разумного совета или предложения.
— Да? Ну что ж… Попытка, говорят, не пытка. В конце концов никогда не поздно…
Она не закончила фразы и замолчала. Молчал и Константин Семенович.
— Ну, хорошо! — продолжала она со вздохом. — Постараемся забыть то недоразумение и построим наши отношения на новых началах. «Кто старое помянет, тому глаз вон». Вы согласны?
— Согласен.
— Тем лучше. В конце концов и я и вы делаем одно дело и совсем не в наших интересах делать его хуже.
— Святые слова.
— Тем более сейчас, когда партия и правительство снова ставят перед нами вопрос о дальнейшем улучшении учебно-воспитательной работы. Я думаю, что вам интересно узнать, что в самом недалеком времени произойдут какие-то серьезные изменения. Все упорно об этом говорят. Во что они выльются, гадать не будем, но я точно знаю, что реформа школы не за горами. В Академии педнаук готовится важный документ… Вы читали доклад министра? Он был опубликован в «Советской педагогике» весной… кажется, в третьем номере.
— Читал. Хороший, содержательный доклад. Откровенно говоря, я даже не ожидал.
— Вот как? А чего вы ожидали?
— Ожидал я другого… Общих фраз, риторику, — с улыбкой ответил Константин Семенович. — И представьте, приятно разочаровался. Доклад самокритичный, и в нем много конкретного, жизненного материала.
— Очень приятно слышать… Но ближе к делу. Константин Семенович, я бы хотела иметь от вас план или хотя бы на первое время ваши соображения о том, как вы намерены строить работу. Я изучу, мы вместе обсудим и внесем нужные исправления.
— Исправления? — спросил Константин Семенович, подняв брови. — Мне кажется, что об исправлениях еще рано говорить. Я даже не принял окончательно школу. Было бы лучше, если бы вы, Анастасия Федоровна, предложили нам план или, как это приняло говорить, спустили план!
— Я? Но ничего такого… как бы это сказать… экстравагантного я не могу вам предложить. Учебный план есть в объяснительной записке министерства, методические письма, инструкции и приказы министерства… Вот, вот! — сказала она, увидев, что Константин Семенович достал из-под бумаг солидную книгу. — «Справочник директора школы». Какое издание?
— Пятьдесят четвертого года.
— Прекрасный сборник, и в нем всё есть!
— Ну а если есть, то зачем еще какой-то план? Программы остаются прежние…
— Но вы же будете писать планы: годовой, четвертной, недельный…
— Что-то писать, конечно, буду, но что именно, еще не знаю. Нужды в таких планах пока не ощущается.
— Константин Семенович, неужели вы против планирования?
— Нет, я не против планирования, я против формализма в планировании. Нельзя писать планы ради планов. Когда нам понадобится для работы… Вот, например, наш завуч уже работает над расписанием, и не просто переписывает прошлогоднее, а заново… У нее очень трудная работа!
— Я понимаю. Расписание уроков — это тоже планирование, но этого мало!
— Я не буду с вами спорить. Планов у нас будет много, но они появятся по мере надобности.
— Ну хорошо. Отложим этот разговор. Время, как говорится, терпит. Скажите, пожалуйста, что это у вас за школьный патруль?
— Вот кстати! Вчера я еще не мог бы поставить в план эту новую форму борьбы… за дисциплину. Через месяц, другой, она, вероятно, видоизменится…
— Борьба за дисциплину… Больной вопрос. Вмешиваться я не могу, но почему — школьный патруль?
— Предложение учащихся.
— Ну мало ли что они предложат!
— С этим предложением я согласился, — сухо обронил Константин Семенович.
— Ваше дело. А белые парты? Зачем белые парты?
— Затем же, зачем и белые скатерти на столах.
— Но ведь это вредно для глаз. Белый цвет так сильно отсвечивает. Детские глаза быстро устают.
— Кто это вам сказал?
— Не случайно же в школах всего мира черные парты, — продолжала инспектор, не слушая Константина Семеновича. — Черный цвет поглощает лучи… Ну, может быть, и не черные, но темные. Белые парты я не могу вам разрешить.
Константин Семенович нахмурился, встал и привычным жестом пригладил рукой волосы. «Вот уже и волосы дыбом становятся», — подумал он и усмехнулся.