— Вы меня неправильно поняли, — не задумываясь, нагло ответил Игорь. — Я сказал, что такое имя могло бы быть моим псевдонимом. Понимаете? Могло бы быть.
— Вот! Слышал, Константин Семенович? — сказал Глушков, поворачиваясь к Горюнову. — Он решил отрицать всё. Рассчитывает на заступничество папы. — И, обращаясь к юноше с упреком, продолжал: — Вы же советский человек, Уваров, комсомолец!
— Не путайте различные вещи! — тоном наставника ответил Игорь. — Частная и общественная жизнь — совершенно различные вещи. Они управляются разными законами и движутся по разным путям.
И тон и фраза озадачили Глушкова. Он изумленно посмотрел на юношу.
— Оригинальная мысль! — покачал головою Константин Семенович и, посмотрев на часы, дал этим сигнал следователю. — Сразу видно, что Уваров из породы мыслителей.
Игорь не понял насмешки и довольно усмехнулся.
— Мыслитель! — вздохнувши, проговорил Глушков и встал. — Константин Семенович, я бы не прочь спуститься в столовую. Ты еще посидишь?
— Придется. Надо же всё прочитать…
— А с ним что делать? — нарочито громко спросил он, кивнув в сторону молодого человека. — Оформить в камеру?
— Гм… Это ваше дело…
— Да, но я вижу, что сегодня с ним бесполезно разговаривать. Совсем заврался. Посидит в одиночке, подумает…
Глушков сердито посмотрел на встревоженного юношу и вышел из комнаты. Он в самом деле был голоден, а потому немедленно отправился в столовую.
Некоторое время Константин Семенович, не обращая внимания на Игоря, сосредоточенно читал новые материалы.
— Константин Семенович, — робко начал юноша, — они действительно хотят меня посадить в тюрьму?
— В камеру предварительного заключения, — поправил его Горюнов. — Да, посадят.
— А за что?
На этот вопрос Константин Семенович ничего не ответил и только вздохнул. Через минуту Игорь снова заговорил:
— Вам сообщили о моем задержании… как директору школы?
— Да.
— Вы раньше здесь и работали?
— Да.
— Можно я позвоню домой?
— Нет. Вам же не разрешили.
— Они не узнают.
Константин Семенович грустно посмотрел на юношу и снова вздохнул.
— Честный человек, Игорь, поступает всегда честно, — сказал он. — Видят его или не видят, узнают об этом или не узнают. Алексей Николаевич не сомневается в моей честности.
— В наше время быть таким честным очень трудно.
Бровь Константина Семеновича изумленно приподнялась:
— Откуда это у вас, Уваров?.. Нет, ошибаетесь. Всё дело в привычке.
Некоторое время в комнате стояла тишина. Игорь с тоской смотрел в окно на знаменитую арку, через которую в семнадцатом году народ шел на штурм Зимнего дворца. Сколько раз он слышал об этом, проходил в школе, читал в книгах, видел в театре, кино… Всё это он знал — но только головой, как урок, без участия чувств.
— Привычка быть честным, — задумчиво проговорил Игорь. — Странно… Совершенно честных людей не бывает. Все имеют недостатки. Оттого-то всем так и нравится выводить на чистую воду других людей… Это отвлекает общее внимание от их собственных делишек.
— Это не ваши слова, — сказал Константин Семенович, поднимая голову от бумаг.
— Не мои слова, — криво усмехнулся Игорь. — Все люди пользуются чужими словами… только в разных комбинациях.
— Верно. Но ведь между готовыми комбинациями и своими есть какая-то разница. В каждой комбинации заключается мысль, убеждение. Так?
— Конечно. Готовыми комбинациями пользуются дураки, потому что у них нет своих мыслей, — подхватил было Игорь, но сообразив, что это относится и к нему, вызывающе прибавил: — А другие чужими словами хотят скрыть свои убеждения.
— Бывает и так. Но если вы это понимаете и осуждаете, зачем же так поступаете?
— Как так?
— Пользуетесь чужими мыслями. Чужими во всех отношениях.
— Например?
— Оскар Уайльда… Между прочим, парадоксы и цинизм Оскара Уайльда как-то еще можно оправдать эпохой, условиями жизни… Это своего рода протест. А у вас…
На какой-то момент Игорь смутился. Разоблачение было неожиданным. Впервые, принимая во внимание его семнадцать лет, встретил он человека, знающего любимого писателя. Обычно он легко выдавал его «оригинальные» мысли за свои.
— Протест! — повторил он. — Пускай протест. Я тоже протестую!
— Против чего?
— Против лицемерия, вранья, халуйства, — презрительно сощурился Игорь. — Вы думаете, я совсем еще мальчик?.. Ничего не вижу, ничего не понимаю? Только не говорите, пожалуйста, красивых слов. Я всё равно ничему не верю. Я знаю, о чем вы будете говорить!
— О чем?
— О чести, о долге, о Родине… Да, да! Тысячу раз… миллион раз я слышал эти комбинации слов!
— И сами говорили не раз, — в тон Игорю подсказал Константин Семенович. — На комсомольских собраниях…
— Я? Да, говорил. А что делать? Все говорят, ну и я говорил.
— Зачем?
— То есть как зачем? Так принято!
— Разве нет других тем для разговора? Ведь скучно говорить миллион раз одно и то же.
— Скучно… очень скучно. Так надоело, что просто сказать не могу. Тошнит! И главное, что… Ну ладно, подхалимы болтают, хвастают: «Мы пахали». Доносы пишут, кляузы, чтобы выслужиться. А я?.. Мне же ничего не нужно. Я совсем не эгоист…
— Вы не эгоист?
— Нет.
— Вот как! Значит, вы считаете эгоистами тех, кто…