Новый эталон

Вызов из Ливадийского дворца был достаточно ожидаемым, а поскольку вызывали не одного Анненкова, а вместе с адмиралом Колчаком, добирались с комфортом на быстроходном миноносце. Корабль шустро резал черноморскую волну, гудя паровой турбиной и оставляя за кормой вспененную воду кильватерного следа и чёрный угольный дым, а Александр Васильевич Колчак с интересом рассматривал Анненкова, который с удобством устроился возле носового орудия и с явным удовольствием смотрел на морскую гладь.

– Вам бы моряком нужно было стать, Борис Владимирович, – адмирал с улыбкой посмотрел на генерала.

– Э-эх… – Борис с удовольствием потянулся. – Не вы первый это говорите. Хорошо, но, пожалуй, нет. Море для меня место сакральное и почти живое. А ведь придётся баламутить его снарядами да минами, придётся. А я существо нежное, ранимое и где-то даже слабое, так что оставим военно-морскую тематику для людей специальных.

От такого пассажа Колчак чуть не выронил изо рта сигарету. Слухов про Анненкова ходило огромное количество – и один страшнее другого. Да чего стоила только последняя операция по прорыву Варшавского фронта. Может, и врут про него, да вот только между приездом Георгиевской дивизии на фронт и отъездом с оного прошло всего десять дней, а сам фронт фактически был разорван в клочья и сейчас по слухам германское командование и сам кайзер активно искали возможность для переговоров, для вывода России из войны.

– Хотя от морской яхты я бы точно не отказался. Но… попозже… – Анненков усмехнулся. – Вот закончим этот этап войны, и займусь.

– Этот этап? – переспросил Колчак.

– А вы думаете, нас оставят в покое? Да никогда. Будут договариваться с германцем, с Америкой, да хоть с чёртом, лишь бы нас под себя нагнуть. А когда Проливы возьмём, вот тут-то и начнётся. Всей сворой кинутся.

– Так договор же есть[107]? – адмирал нахмурился.

– Любой договор живёт, пока есть сила, гарантирующая его выполнение, – спокойно ответил Борис. – И если бритты и французы посчитают соглашение о Проливах невыгодным, то сразу забудут о его существовании. Впрочем – добавил он, вспомнив разговоры о недостатках императора, – я полагаю, что это, возможно, связано с не самой удачной политикой государя.

Колчак, будучи в душе англоманом – он искренне считал англичан величайшими мореплавателями! – было горячо заспорил, осуждая пренебрежение к союзникам, но вдруг осекся и замолчал, поняв в глубине души правоту Анненкова.

Дальнейший путь прошел в ничего не значащих разговорах. По приезде Колчака куда-то увели свитские генералы, а Анненков, немного послонявшись по парку и до одури надышавшись терпким кипарисовым духом, уже хотел идти искать царя, как из-за поворота выскочила Ольга в пышном голубом платье с легкими кружевами, обрамлявшими плечи и вырез на груди.

– Атаман! – произнесла она сердито и топнула ножкой, одетой в туфельку. – Я ищу вас везде, а вы!!!

– Ваше высочество, – Борис учтиво поклонился. – Мне никто ничего не сказал, и я решил, что обо мне забыли. Ну и вот, не мог отказать себе в удовольствии погулять по этому кусочку рая.

– Я прощаю, но только с условием, что ты расскажешь мне о Ковенском деле.

Анненков хмыкнул про себя: Ольга уже несколько месяцев настойчиво требовала «подробностей» этой операции. И он подозревал, что Ольга желает либо романтики, либо каких-то деталей пикантного характера. Борис вздохнул: ни романтики, ни «клубнички» в войне не существует, но стоит ли рассказывать об этом хорошей и доброй девчонке?

– А надо ли? – Борис пошёл по дорожке, увлекая за собой Ольгу. – Поверь на слово, нет там ничего особо интересного. Кровь, грязь, пот и ещё вот ненависть и страх. Такой маленький ад. Да и вся война такая.

– А вы боялись… там? – Девушка подняла взгляд, и Анненков поразился тому, насколько лучистыми были у неё глаза.

– Конечно… – Он кивнул. – Страх – это естественная реакция организма. Страх мобилизует, подстёгивает, заставляет работать на износ. Только нужно уметь держать свой страх в узде и не позволять ему командовать собой.

Ольга уже открыла рот, чтобы что-то спросить, но помедлила и совсем тихо произнесла:

– А что страшнее страха?

– Бессилие, – Анненков улыбнулся. – Невозможность переломить ход событий, ведущих в пропасть.

– И тогда что? – Девушка остановилась и оказалась совсем близко от Бориса, глядя на него снизу вверх, из-под обреза маленькой шляпки.

– И тогда остаётся уповать лишь на Творца… – Анненков развел руками, сдержав порыв обнять её, такую хрупкую и беззащитную. – На Творца и еще на то, что тебя ждут… – Он помолчал и вдруг начал негромко читать:

Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет[108]

.