Новый эталон

Анненков внимательно оглядел друга, а потом негромко спросил:

– Все так серьезно?

– Намного серьезнее, – покачал головой Глеб. – Парни звереют без дела, а лишних потерь нам с тобой не надобно.

– Физические нагрузки?..

– Восемь часов в день плюс обычные работы, – Львов вздохнул. – Просто при таком графике людям надо хоть раз в неделю отдых давать, а не то и нас с тобой на штыки подымут. А от наших ребят в увалах уже сейчас все встречные шарахаются…

– Мародерствуют?

– Не-е-ет, до такого дело еще не дошло. Просто ведут себя впятеро хуже, чем голубые береты в День десантника. Вчера кавказцы конкурс устроили: кто больше женщин поцелует…

– И кто выиграл? – приподнял бровь Борис.

– Старший унтер Чавчавадзе[127], – снова вздохнул Глеб. – Со счетом 208:154…

– М-да, – протянул Анненков, – впечатляет. А сколько, говоришь, участников было?

– Рота…

«Мать моя! – поразился Борис. – Полтораста лбов! Интересно, в Стамбуле хоть одна нецелованная женщина осталась?» А вслух произнес:

– Убедил. Иду к Колчаку, и в два дня начинаем отправку…

Но идти пришлось вдвоем. Вестовой матрос принес им обоим срочный вызов в Главный штаб базы Черноморского флота «Царьград» к адмиралу Колчаку. Анненков оглядел сияющую физиономию вестового, чересчур радостную для обычного матроса, хотел было повернуться к Львову и поделиться с ним своими сомнениями, но тут Глеб ткнул его в бок и елейно спросил адмиральского гонца:

– А что это ты, братец, сияешь, словно надраенная медяшка?

Тот улыбнулся во весь рот:

– Свобода, вашдитьство! Николашку сковырнули…

В сердце Анненкова словно кольнуло холодной иглой:

– ЧЕГО?!!

Морячок принялся было что-то растолковывать, но его уже не слушали. Анненков уже требовал к себе командиров бригад и полков, а Львов вызывал бойцов, которые уволокли матросика в караульное помещение. Где и накачали водкой до полного изумления. Ведь командир приказал «изолировать, не позволять ни с кем общаться, но не калечить и не убивать»…

Колчак сидел за столом. Перед ним навытяжку стояли командир «Екатерины Великой» князь Трубецкой, командир базы Новицкий и начальник штаба Плансон.

– Итак, князь… – начал Колчак, но тут в коридоре послышался какой-то шум, потом вскрик. И вдруг гулко простучала пулеметная очередь…

Никто не успел ничего понять, когда дверь распахнулась, едва не слетев с петель. В этом не было ничего удивительного: дверь распахивал адъютант Колчака, причем на лету и спиной…

В кабинете возникли генералы Анненков, Львов и Крастынь. За ними следовали человек десять штурмовиков – стрелков и казаков.

Колчак вскочил:

– Борис Владимирович, Глеб Константинович, Иван Иванович… Что-то случилось?

– Это мы у вас хотели спросить, – процедил Львов сквозь свои железные зубы. – Что случилось?!

– Государь подписал отречение. Власть в стране приняло Временное правительство. Кстати, Глеб Константинович: возглавляет его ваш родственник – князь Георгий Львов…

– Сука! – охарактеризовал своего «родственника» Львов.

Анненков же просто кивнул:

– Это понятно, – он взглянул на адмирала, – Александр Васильевич, личный состав частей и экипажей уже «обрадовали» этой новостью, или все-таки сохранили ее пока в тайне?

Он уже знал ответ, но хотел услышать его лично от Колчака.

– Господа, – адмирал уже оправился от первого шока и теперь чувствовал себя все более и более уверенно. – Господа, я не счел возможным скрывать такие важные сведения от наших боевых товарищей – солдат и матросов…

– Товарищей? – севшим от ярости голосом оборвал его Львов. – Да я с таким товарищем, как ты, на одном поле срать не сяду!

Он хотел еще что-то добавить, но Анненков бросил на него строгий взгляд, и похожий на апофеоз войны изуродованный генерал осекся и замолчал.

– Позвольте спросить вас еще, – холодно продолжил Анненков. – Ответьте мне четко и ясно, здесь и сейчас. Кому вы давали присягу? Какому-то Временному правительству или государю-императору?

Колчак посмотрел на холодно-вежливого Анненкова, на пылающих негодованием Львова и Крастыня и побледнел.

– Но, господа, ведь Николай подписал отречение? – он оглянулся в поисках поддержки на моряков, но те молчали, и молчание их никак нельзя было назвать одобрительным.

Анненков шагнул вперед и отчеканил:

– Не было никакого отречения. Это – переворот. Обычный, каких на Руси было, уже и не упомню, сколько. Скажу вам по секрету, господа адмиралы и вы князь, – он нарочито не смотрел на Колчака, обращаясь к остальным присутствовавшим. – Государь готовил указ о Всероссийской реформе, и, видимо, заговорщики решили не ждать, пока он выйдет в свет. Сейчас там, в Петрограде, решается вопрос: кто будет управлять страной? – Он прошелся по кабинету. – Скажу вам больше: власть все равно кто-нибудь да перехватит. Не знаю, кто это будет, но кучка болтунов и финансовых спекулянтов, которые лишь развалят и разворуют страну окончательно, ни меня, ни моих сослуживцев не устраивает категорически.

– Но…Есть же власть… – попытался вставить слово Колчак.

Это он сделал зря. Львов страшно, с оттягом ударил адмирала ногой в пах: