Кажется, я уснул, но совсем на чуть-чуть, потому что, когда очнулся, звуки в гостиной были прежними. Однако из моего шкафа для игрушек доносился слабый звон колокольчиков. Я осторожно подошел и прислушался. Чудилось, книги вибрировали. Я провел рукой по корешкам. «Денискины рассказы» молчат, «Питер Пен» тоже крепко спит. А это что за хлам? Я вытащил старую потрепанную книжонку с пожелтевшими страницами – «Сказки на ночь грустным детям».
– Кто поставил здесь это старье? – возмутился я и открыл книгу. Запах плесени ударил в нос, а на пол упало что-то похожее на грязную пыльную тряпку. Я в ужасе отскочил в сторону. Между тем ЭТО зашевелилось, зафыркало и выросло в маленького сморщенного человечка в замызганном сером комбинезоне и оранжевых башмачках. Я был так изумлён, что не произнес ни звука, только молча, как рыба, открывал рот. Незнакомец, не обращая на меня внимание, достал из кармашка маленькую щеточку и принялся чистить обувь. Круглые ушки малыша обиженно прижались к лысой голове, а из выпученных глаз посыпались бусинки из слез.
– Тамашик так долго путешествовал, что его ботиночки запылились. Злобный Гном посадил Тамашика в тюрьму. Было так одиноко, – тоненький серебристый голосок наполнил комнату.
Я крепко закрыл глаза, думая, что видение сейчас раствориться в воздухе. Этого просто не может быть! Но нет, человечек стоял на прежнем месте и с такой горечью рыдал, что мне стало не по себе. Я осторожно сел на кровать и положил книгу рядом. Если это сон, то он когда-нибудь закончится.
– Почему ты плачешь? – прошептал я.
Незваный гость поднял головку, посмотрел на меня, показал рукой на апельсиновую обувь и воскликнул:
– Но как же, ботиночки! Спасибо, юный друг, что освободил Тамашика. Теперь его жизнь принадлежит тебе.
Я замахал руками:
– Что ты? Мне не нужна ничья жизнь. Я просто хочу знать, кто ты? Эльф какой-то?
Человечек сжал и без того тонкие губы, задержал дыхание и стал похож на свеклу. Он все больше и больше наливался бордовой краской и, казалось, вот-вот взорвется. Хрупкие ручки сжались в кулачки и обиженно затряслись. Наконец он выкрикнул, выпячивая грудь вперед:
– Тамашик никакой не эльф! Пусть юный друг не оскорбляет Тамашика! Он наследник древнего рода ветрюков. Их осталось мало, но гордость этого народа велика.
Я вжал голову в плечи. Не хватало еще, чтобы в комнату сбежалась вся семья. Начнут же сразу снимать на камеру этого ветрюка, а ему вряд ли захочется такой славы.
– Можешь говорить потише? В гостиной родители. Не хочу, чтобы они услышали твой голос.
Человечек почесал длинный нос и с достоинством произнес:
– Для Тамашика будет честь познакомится с родственниками отважного юноши, что освободил его от Злобного Гнома.
– Э-э-э… Не надо знакомиться, – нерешительно сказал я. – Моя семья…странная.
Ветрюк поморщился и подошел к кровати. Он хотел было сесть рядом со мной, начал взбираться, пыхтел и сопел, но скользкое покрывало стало непреодолимым препятствием. Его морщинистое личико покрылось капельками пота. Я бережно схватил тощее тельце и опустил рядом с подушкой.
– Насколько странная? Они ходят на головах и едят ногами? – на полном серьезе спросил Тамашик.
Я улыбнулся. А ведь питаться ногами для мамы и папы отличный вариант – руки всегда свободные для записи видео. Я достал из кармана смартфон и включил фронтальную камеру. Ветрюк изумленно наблюдал за процессом создания небольшого фильма.