Новый год плюс Бесконечность

Внутри детских ладошек, тихо покачиваясь, колыхаясь как вполне весомое газовое облачко и слегка касаясь перемазанных в красках больших пальцев, светилось бледное пятнышко. Более всего оно походило на солнечного зайчика. Только не плоского, а объемного. Он источал густые янтарные цвета, подобно застывающей смоле, что играет бликами на сосновом стволе в мягком закатном солнце.

— Что… это? — выдохнул пораженный Вадим.

Варенька тихонько засмеялась, осторожно спрыгнула с постели и, выставив перед собой руки, как лунатик, медленно пошла к окну. Там она замешкалась и обернулась к Вадиму, смотревшему на нее как на сапера, запросто несущего в голых руках смертоносную бомбу.

— Помоги немножко! — И кивнула на шторы.

Вадим подбежал, отодвинул тяжелую материю. Варенька наклонила руки и опустила их в… цветочный горшок. Точно влила пригоршню света. В горшке рос круглый, толстый и важный кактус, весь усеянный концентрическими полукружьями тонких белесых иголочек. На вершине торчала сморщенная коричневая не то почка, не то засохшее соцветие. Девочка потерла ладошками одну о другую, и пятнышко света с тихим шипением ушло в землю.

«За-зем-ле-ни-е!» — отчетливо сказал кто-то в голове Вадима менторским тоном с каким-то иностранным, ученым акцентом. И он перевел изумленный взор на Вареньку.

— И… всё?

Варенька молча кивнула, по всему судя, весьма довольная содеянным. Но, видя удивление мужчины, она смилостивилась и осторожно указала пальчиком на сморщенную почку — единственное место на поверхности растения, лишенное иголок.

— Потом здесь у Кактусевича вырастет цветочек.

— А дальше? — молодой человек все еще не мог оторвать глаз от цветочного горшочка, куда только что впитался свет.

— А дальше — подарю его папе. Когда он приедет, — важно пояснила девочка.

— А когда он приедет? — машинально повторил молодой человек.

— Когда потребуется, — серьезно сказала Варенька. — Он ведь не насовсем уехал, он пообещал мне вернуться. И адрес оставил.

Она на секунду зажмурилась, а потом без запинки произнесла как стишок на детсадовской елке:

— Кременчуг, главный почтамт, Павлу Федоровичу Смолянинову, до востребования. — И затем важно добавила: — Кременчуг — это такой город, только далеко отсюда. А Смоляниновы — это как раз мы с мамой. И папа тоже.

И вздохнула отчего-то, совсем как большая.

— Слушай, — сказал Вадим. — А как твой папа узнает, что вырос цветочек?

— Ну, как? — девочка, казалось, размышляла вслух. — Сам-то он, конечно, не узнает. Но его же можно предупредить. Понимаешь?

— Письмо напишешь? — кивнул Вадим.

— Может, и письмо, — согласилась Варенька. — Или как-нибудь по-другому. У него же в адресе сказано: «до востребования». Значит, надо потребовать, и он приедет.

— А как это — потребовать? — заговорщицким тоном прошептал Вадим и подмигнул девочке.

— Уж как-нибудь, — ответила Варенька. — Но он обязательно услышит, я постараюсь.

«Эта, наверное, постарается, — сказал себе молодой человек. — Так постарается, что уж коли кто однажды по недомыслию или из корысти вздумает встать на ее пути, тому не покажется мало. Вот уж поистине, не стой на пути у высоких чувств… Понял?»

И он встал, выпрямился, чувствуя теперь в затекшем теле одновременно и легкость, и некую широченную, пока еще сохранившую объемпрошлого, но не обременяющую пустоту, протянул руку девочке и улыбнулся.

— Ну, что, давай прощаться, Варюха? Время-то и вправду позднее, всем нам спать пора. И счастливо тебе вырастить цветок… для папы.

— Да совсем и не в цветке дело-то, — засмеялась Варенька. — В нем же теперь твой огонек будет, дядя Вадик. Вот я его папе и передам, когда он вырастет.

— Огонек? — полуутвердительно произнес Вадим.

— Ну, да, — кивнула девочка. — А цветок Кактусевичу останется, он ему нужнее.

— Я-а-сно, — протянул Вадим. Он присел на коленки, осторожно притянул к себе Вареньку и заглянул ей в удивленные, уже немножко дремлющие глазенки.

— Знаешь, мне тут пришла в голову одна мысль. Только ты сразу не возражай, ладно? Как и я?

— Хорошо, — согласилась Варенька. — А про что?

— Я бы, сударыня моя Варвара, не советовал тебе сразу давать папе этот огонек.

— Почему?

— Да потому что этот огонек, наверное, не для каждого, — задумчиво произнес Вадим. — Вдруг он твоему папе не подойдет, и он заболеет или… еще чего? Ты не думала на этот счет? Может, лучше про этот огонек будем знать только мы с тобой? А папа — он и без огонька твой папа, и ты его и так любишь, как я понимаю. Правильно?

Девочка помолчала минуту, а затем покачала головой.

— Ты ничего не понимаешь. Я ведь для папы огонек не так просто буду беречь.

— А как?

— Чтобы он маму больше… не боялся, — тихо произнесла Варенька. — И не бил. Он просто не знает, какая мама хорошая. Но я верю, огонек ему поможет, и он все поймет.

«И тогда уж точно вернется», — договорил про себя Варенькины слова Вадим. Он сглотнул подкативший к горлу противный жирный ком липкого страха, погладил ее по голове и поднялся.

— Ладно. Если веришь — пусть так и будет. Ну? Будь здоров, малыш!