С дерева слетел Затейник, и оба ворона подошли к смущенному и расстроенному Тирду с боков. Голубь не успел даже крикнуть от возмущения, как черные птицы бесцеремонно ухватили его за ноги, каждый за свою, и, тяжело взмахивая крыльями, подняли Тирда обратно к дуплу. Пораженный случившимся, голубь только тяжело дышал, а корвусы тут же наперебой принялись наставлять его и указывать на ошибки. И спустя некоторое время уже сами стали подталкивать Тирда к краю ствола, понуждая, однако, не сразу мчаться вперед сломя голову, а только тихонечко слететь вниз, помогая себе крыльями.
На четвертой или пятой попытке крылья удержали Тирда в воздухе. Затем, немного отдохнув, он сумел долететь до ближайшей рощицы. Устал Тирд отчаянно, но гордость и вид голубки, ободряюще смотревшей на него, не позволили ему обратиться за помощью. И Тирд самолично вспорхнул и очутился вновь у дупла. Птицы встретили его одобрительным карканьем и, конечно же, нежным воркованием.
— Если так будет продолжаться, к утру ты сможешь лететь, — заметил Искусник.
— К утру будет поздно, — серьезно сказал Тирд. — Мое опоздание станет неотвратимым, а сейчас еще есть надежда.
— Ну, как знаешь, — ответил Искусник. И голубю показалось, что в этих кратких словах корвуса он впервые расслышал нотки грубоватого уважения.
Затейник, кажется, тоже хотел что-то сказать. Но вместо этого поворотил голову и склонил набок, прислушиваясь. После чего тревожно каркнул. Этот сигнал мог значить лишь одно: прячьтесь, да поскорее!
Тирд и голубка тут же юркнули в дупло. Искусник тщательно замаскировал ветвями отверстие, действительно очень искусно работая при этом клювом и помогая себе сильным крылом. Затейник уже сидел на вершине кроны, оглядывая с высоты лес. Он был уверен, что слух его не подвел.
Сразу же, как Искусник также укрылся в сосновой кроне, неподалеку раздалось приглушенное собачье тявканье. Два голубя, схоронившиеся в дупле, со страхом прижались друг к дружке. Сомнений не было — охотник и собака возвращались.
Но ни Тирд, ни Госпожа Леса еще не знали самого страшного. На руке человека, крепко уцепившись могучими когтями за толстую воловью кожу ловчей перчатки, покачивался грозный хабифальк. Враг вернулся.
Спустя некоторое время к дуплу подкрался Искусник и птичьими жестами объяснил голубке и Тирду, что происходит внизу. Собака бродила под деревьями, принюхиваясь к снегу. Изредка она поднимала голову и ноздрями втягивала морозный воздух, очевидно, прибегая к помощи верхового чутья. Хищная птица сидела на нижней ветке старой сухой сосны, крона которой, по всей видимости, когда-то была сломана ударом молнии. Но самое неприятное было в том, что совсем неподалеку от их сосны-убежища человек разжег костер и натаскал побольше хвороста. Это могло означать лишь одно: охотник собрался остановиться здесь на ночлег.
Ничего хуже случиться не могло.
Шли минуты; затем прошел час, за ним другой, драгоценное время Тирда истекало, как вода из дырявой голубиной поилки. Тирду нужно было на что-то решаться. Они тихо переговорили с вороном, и тот неслышно взлетел к Затейнику обсудить план спасения почтового голубя. Посовещавшись, Черный народ принялся за свое черное дело.
Первым вступил, согласно своему прозвищу, Затейник. С громким карканьем он прянул сверху и бесстрашно уселся напротив хищной птицы. Собака только мордой повела в его сторону и тут же углубилась в лес обнюхивать окрестные кусты. Хабит же не спускал мрачного взора с корвуса. Он-то прекрасно помнил этого дерзкого ворона, но, увы, никак не мог поведать об этом хозяину. Охотник тем временем что-то готовил на огне, соорудив из веточек-рогулек и пары бревнышек подобие очага.
Затейник тут же принялся прыгать с ветки на ветку и церемонно расхаживать по толстым сучьям, издевательски кланяясь хабифальку, пританцовывая и всячески стараясь вывести из себя эту чудовищную помесь ястреба, кречета и беркута. Хабит медленно поворачивал голову вслед за корвусом, с презрением глядя на его прыжки и пляски, но не трогался с места. Видимо, он догадывался, что черный корвус задирает его неспроста, а от ястреба хищная тварь унаследовала сполна врожденную этим разбойникам подозрительность и осторожность.
Тем временем в дупле тихо, но отчаянно спорили два голубя. Один настаивал, другая противилась. И никто не хотел уступать, как это часто бывает не только с молодыми, но даже и с вечно юными существами.
Искусник пока лишь наблюдал за происходящим, укрывшись в густых ветвях. Но он тоже был встревожен, поскольку отлично понимал: время Тирда неумолимо истекает.
Наконец Затейник бросил задирать хабита, который, казалось, окончательно превратился в каменное изваяние, и подлетел к дуплу. Он был порядком расстроен.
— Я ничего не могу поделать, — шепнул он, делая вид, что чистит перья возле замаскированного отверстия в сосне. — Трижды я пытался увести его в чащу, но хабит не поддался. Он что-то чует.
— Он просто запомнил. Нас всех, — покачала головой голубка. — Хотя…