Новый год по новому стилю

       — А для чего еще? Ну не мог же я припереться к тебе домой? А ты умудрялась убежать из офиса раньше, чем я долбанный ноут успевал закрыть…

       — Ты мог бы позвонить… — несла я полный бред, чувствуя или уже не чувствуя ничего, потому что его рука сжималась вокруг моей шеи, находя нужные кнопки кодового замка, который я повесила на все свои чувства пять лет назад.

       — И что бы ты подумала, если бы я вдруг пригласил тебя на ужин? — Я ничего не ответила, потому что во рту пересохло. — Ты бы написала заявление еще раньше. Лиз, я не лезу к тебе… Нет, лезу… — и он ткнулся в меня лбом. — Но ты можешь оттолкнуть меня, если тебе противно. Ты можешь дальше приходить только на планерки. Я проглочу эту пилюлю… Но если я хоть чуть-чуть тебе нравлюсь… Я написал письмо Деду Морозу, вот честно… Потому что уже не знал, что делать…

       — Написал? Врешь…

       Улыбка, на мгновение появившаяся у меня на губах, тут же исчезла. Что я себе позволяю? Не слишком ли много фамильярности после одного поцелуя?

       — Почему я не могу написать письмо собственному деду? — он рассмеялся и мягко прошелся пальцами по моей пылающей щеке. — И знаешь, что он написал в ответ: не позорь наш род. Если женщина тебе нравится, скажи ей об этом. А как ей скажешь, если она меня даже Вконтакте в друзья не добавляет? И когда я позвонил Степановой…

       — Так ты это подстроил? — с трудом выдохнула я почти что ему в губы.— Вместе с ней? Она еще грозилась пригласить тебя на сациви…

       Теперь вспыхнул он.

       — Нет, я ничего не просил у нее. Как я мог попросить тебя в Снегурочки? А кто будет с дочкой Снегурочки сидеть? Меня ж какими только словами не называли и в лицо, и за глаза… — Теперь я точно вспыхнула, вспоминая «гада». — Выходит, у меня все на роже написано. И все это видят, кроме тебя… Ну, слова-то ты понимаешь? Мы завтра встречаемся или как?

       Я сжала губы, вдруг поняв, что хочу поцеловать Вербова. Или не его… А просто хочу целоваться. Я уже и забыла, что такое поцелуи не ребенка… Или ребенка, но большого. Что же он на меня так смотрит? Точно сейчас заплачет… Или это у меня глаза на мокром месте — мне страшно сказать ему «да» и мне страшно оттолкнуть — а если это второй шанс? А если — единственный? А что, если Люба ему вообще не нужна? А я не смогу крутить романы за спиной у ребенка. Даже если очень хочется.

Глава 3.6 "Нетронутый чай"

       — Гриша, я тебя не совсем понимаю…

       Он не взял и секунды на размышление. Выдал как на автомате, сжав мне щеки до боли. Любое его прикосновение причиняло боль. Сладостную. О которой я тоже старалась забыть после развода.

       — Понимать меня необязательно. Обязательно любить и кормить вовремя.

       Я уставилась на него огромными глазами, и он зажмурился и сказал с закрытыми глазами:

       — Как сказал Чеширский кот из Алисы.

       Я расхохоталась. Нервно. Громко. И получила по губам — пальцем.

       — Тише, ребенка разбудишь…

       И пальца он не убрал, а осторожно довел его до уголка моих губ, заставляя податься к нему за поцелуем. Вторым, третьим… Я не отпускала его от себя — держала уже и руками и ногами, пока не почувствовала на щеке что-то мягкое — это был хвост, чеширский…

       — Жаль, на кухне нет телевизора, — выдал Гриша таинственно, отодвигая кота в сторону и трогая мой нос кончиком своего.

       — Почему…

       — Потому что если Люба спросит, что мы тут делаем, мы не сможем сказать, что смотрим телевизор…

       Мне снова захотелось рассмеяться — он не знаменитый «Гоша», но он не менее колоритный Гриша и не обидится на смех — ведь он хотел меня рассмешить. И совсем не словом «лопата» Но, увы, он не дал мне возможности даже вздохнуть…

       — Почему я считала, что у тебя напрочь отсутствует чувство юмора? — спросила я, отдышавшись от поцелуя и прощупывая мужские плечи через джемпер. Господи, какое же это приятное занятие!

       — Да потому что на планерках мне не до шуток, а в остальное время кто-то не ходит в офис, — не смог не съязвить ГАВ, все-таки у него говорящие инициалы.

       — Я, кажется, в это время зарабатывала для тебя деньги, разве нет?

       — Для себя. Я специально срезал всем оклады, чтобы дать стимул работать… сверхурочно.

       Меня вдруг бросило в холод — он же мой босс, хозяин бизнеса, ну что же я делаю…

       — Ты говорил, мы не будем говорить о работе?

       О работе… В его жутко-длинном монологе проскочило согласие на удаленку, но я же не смогу теперь с ним работать… Эта кухня в разы хуже подсобки.

       — Я не знаю, о чем с тобой еще говорить, если ты… Не отвечаешь на мой вопрос про завтра. Во сколько и где, или я нахер тебе не нужен?

       Как и ответ на заданный вопрос — разговаривать с закрытыми глазами и с закрытым ртом я пока не научилась. И не научусь… Я оказалась на краю стола и вообще ходила по краю здравого смысла. И ничто не дрогнуло во мне, когда отстранившись, Гриша стянул с себя джемпер, оставшись в футболке. Вернее — во мне дрогнуло все, а в его руках щелкнул лишь замок бюстгальтера… Что ты делаешь? А что делаешь ты? — орал внутренний голос — Ты позволяешь ему это делать…

       — Гриша…