Камера медленно зумировала сначала общую панораму пятой точки с мелькающим ремнем, а затем приблизилась настолько, что на бледной, покрытой редкими прыщами, коже стали различимы рыжеватые волосы с засохшими кусочками чего-то темного, прячущиеся между ягодиц. Наконец, словно хвастаясь навороченной оптикой, оператор вывел на весь экран один из прыщей, почти чирье. Красный у основания, с желтоватым верхом, созревший, изредка подрагивающий под ударами плетки. Экран на мгновение заполнился темным, а когда вновь посветлел, тонкая, бледноватая кожица удерживающая гнойную массу лопнула и выплеснула мутноватую субстанцию казалось прямо в объектив камеры. Оператор инстинктивно отдернулся, выключая зум…
Мир ждал от российского правительства действий. Наконец выступил президент и объявил на следующее утро всероссийский референдум, с одним вопросом: «Россия примет участие в отражении астероида?». Заканчивая речь, он произнес фразу, адресованную мировой общественности, тут же ставшей крылатой: «По расчетам специалистов после падения астероида на Аляске могут выжить тараканы! После бунта русского человека ничто не выживет. Да меня Гринпис просто разорвет!!!!»
Человечеству этой ночью спалось плохо. Совсем не спалось. Оно, затаив дыхание, следила за Россией. И не зря — семьдесят процентов россиян проголосовало против расстрела астероида. На тридцати процентах билютеней стояли приписки, типа «Он такой милый!», «Предлагаем расстрелять юсу!» и почему-то «Еще Польска не сгинела!». Их решили считать недействительными.
Весь цивилизованный мир потонул в истерическом визге: «ДА ЭТО СКИФЫ!!!», а россияне ликовали — ай да мы!
На Красной Площади снова собрался митинг! На импровизированной трибуне, больше похожей на баррикаду, стоял бледный юноша и с горящим взором читал по памяти Блока. Ломкий голос парил над собравшимися колокольным звоном:
— Мильоны — вас. Нас — тьмы, и тьмы, и тьмы…
Мы любим плоть — и вкус ее, и цвет,
И душный, смертный плоти запах…
Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет
В тяжелых, нежных наших лапах?
Но сами мы — отныне — вам — не щит,
Отныне в бой не вступим сами!
Мы поглядим, как смертный бой кипит,
Своими узкими глазами!
В последний раз — на светлый братский пир
Сзывает варварская лира!
Но неожиданно русскую эйфорию испортил Президент Белоруссии, который предоставил расчеты, согласно которым запущенные с территории «синеокой» баллистические ракеты смогут выполнить примерно три четверти возложенной на Россию работы. Остальную четверть США сможет пережить.
Честно говоря, ООН засомневалось. То есть предложение приняли сразу и ракеты доставили спецрейсом в течении трех часов, но вот пульты-управления и код-ключи отдавать не спешили.
Россияне почувствовали себя преданными белорусами, а бульбаши ходили с опущенными головами и старались не встречаться друг с другом взглядом. Стихийный митинг на площади независимости в Минске был жестоко, с человеческими жертвами, разогнан.
По российскому телевидению выступил профессор Плотинин, ставший в течении суток национальным героем. В течение короткого выступления он выразил благодарность всем поддержавшим его смелый эксперимент и сообщил что «алгоритм поиска высшего смысла жизни», наконец-то, найден. Россия замерла, на родине Нобеля зашевелились — нука-нука! Плотинин сформулировал:
— Наличие высшего смысла жизни является крайней причиной мотивации её продолжения! Поясняю, можно просканировать свои моральные и физические ценности, желания, мечты и выделить те, при утрате которых вы не захотите продолжать жить. В лучшие времена этими ценностями были честь и достоинство. Бесчестье смывали кровью, как правило, своей. Надеюсь, мы сможем вернуться к тем временам. Если выживем, конечно! Спасибо, друзья!
Палец Алексея шустро пролистал телефонную книгу, нажал на вызов. И сладким, елейным голоском прошептал:
— Добрый вечер, Саша. Бабло подбиваешь? Коньячок-то нынче дороговат!
— Пшел ты! Если площадь сегодня переживем — будет тебе коньяк! Зальешься!
— Договорились! Когда встречаемся?
— В восемь на Немиге. Мне еще нужно рассказ один закончить, мля!
— Ну давай пейсатель! О чем хоть рассказ?!
Было практически видно, как Александр поморщил лоб и неуверенно протянул:
— Об удаче, вроде…. Да, точно, о новогодней удаче! С элементами страшилки!
— Ну и как получается?
— Страшно! — уверенно заявил «писатель», — Особенно в эпилоге!
— Страшнее, чем подлетающий остероид?
— А то!
ЭПИЛОГ
«К слову о смысле жизни.»
Эта проклятая ночь тянулась бесконечно.