Новый год в октябре

Проснулся он в светлом предпраздничном настроении, веселый и бодрый, как бывало лишь в детстве, воскресным утром, в день рождения, когда нежишься в постели в томной дреме и в предчувствии беззаботного дня, где будут гости, друзья, подарки… А с кухни тянется ароматный дух пирогов и глухо доносятся голоса родителей. Давно не было у него такого пробуждения; последнее время, просыпаясь утром, в тепле простынь, остро ощущая тело свое, он думал о смерти; и были ужасны мысли этих серых рассветных часов, как было ужасно осознание себя – вернувшегося из небытия, куда рано или поздно отойдешь навеки, без всякой надежды возвращения в это тепло, в этот мир… Или все устроено в принципе не так, как мыслят себе примитивные людишки? И все намного лучше, или – куда как хуже?

Итак, он проснулся. Веселый и бодрый. Час был ранний, но спать уже не хотелось. На кухне раздражающе капала из крана вода. Он, чертыхнувшись, встал, прикрутил его вялыми со сна пальцами и вновь нырнул в постель.

Хлесткий тяжелый дождь стучал по тротуарам. Потоки воды неслись с крыш, с хлюпаньем разбиваясь об оконные карнизы.

- Уезжаю в дождь, - шепнул он. – Вроде – хорошая примета. Быстрей бы на море… Господи, от чего бегу? От того, к чему прибегу?

«Ладно ныть, - сонно сказал Второй. – Все вы ноете, когда в достатке и в неге. А даст жизнь в рожу, вспомните свое нытье с изумлением».

- И то правда, - согласился Прошин и начал одеваться.

Уже в аэропорту, стоя за стеклянной стеной здания и наблюдая за передвижением по бетонному полю таких неуклюжих на земле лайнеров, он поймал себя на чувстве чего-то бесповоротно утраченного. Да, чего-то недоставало. Как недоставало утром, при пробуждении, запаха пирогов и родительских голосов из кухни… Но чего? Оли? И вдруг мучительно захотелось вернуться не в пустую, набитую хозяйственными агрегатами квартиру, а домой – где семья, где тебя ждут и любят, к невозвратимому, из рук упущенному счастью… А вернее – отринутому им.

И что обретено взамен? И вновь его пробрало тоскливым холодком. И было в этом холодке что-то сродни досаде и страху, падению и безысходности, предчувствию расплаты и окончательного, как заслонка крематория, конца. Но - покуда еще далеких-далеких…