Новый год в октябре

Подумаю, — кивнул Прошин. — Ты, кстати, отчего до сих пор не женат? Я просто заждался: когда ж Натали сменит фамилию? Наталья Глинская! Звучит! А что такое… Воронина. А? Или дело не клеится? Поведай. Мы ведь, как ты изволил выразиться, друзья… Прошин достал из стола пакетик с орешками миндаля и начал колоть их.

Не пойму я ее, — как бы про себя произнес Сергей и раздраженно повел плечом, словно пытаясь высвободить его из футболки.

Да она не для тебя! Тьфу! — Прошин сморщился и выплюнул в окно крошево горького зернышка. — Ничего у тебя с ней путного не получится, Серега, помяни мое слово!

«А если все-таки вернуть его? — подумал он. — Не поздно же…»

Так как насчет командировки?

Я подумаю, — повторил Прошин. — И знаешь… поедем-ка мы сегодня вечером поваляться на коврике в кимоно. Я покажу тебе парочку трюков из айкидо и одну элегантную штучку из кун-фу — пяткой в висок, стреляющий такой удар, сбоку…

Мне… приказано ехать?

Ага. Часам к пяти подходи к машине.

Сергей ушел. Прошин разобрался с международной перепиской и призадумался. Его неожиданно привлекла мысль о поездке в Крым. Почему бы не поехать самому? Но с кем?

Вот был бы Роман… Хотя с ним тоже как-то… скучно. Ну, а с Ворониной, если та согласится?

Ого, интересно! Поехать с этой пай-девочкой. Да еще отбить ее у Сереги, ха-ха-ха! А ведь в самом деле мысля оч-чень оригинальная, и почему не попробовать?

В два часа он пообедал и до пяти играл сам с собой в «самолетики», поражая стреляющим из-под пальца карандашом нарисованные на бумаге крестики. Затим отправился к машине.

Глинский уже сидел там, скучая. Подбежал Зиновий. Дыша портвейном, произнес напутственную речь о технике безопасности в обращении с карающим устройством «клешня» — и поехали.

В шесть часов вечера, одетые в кимоно, Сергей и Прошин прыгали на батуте — разминались. Затем присели отдохнуть в уголке, прислонившись к прохладной, обитой кожаными матами стенке. Прошин достал из сумки банку виноградного сока и, сделав глоток, замычал от удовольствия.

Слушай, Серж, — сказал он лирически-воодушевленно. Помнишь, как мы сюда ездили раньше? Три раза в неделю, как повинность отбывать… И были ребята — самое то…

Может, нам снова… начать?

Сергей уловил многозначительность и усмехнулся.

Вряд ли… И насчет дзюдо вряд ли, и… насчет каратэ…

Значит, ты здесь только из-за того, чтобы я с тобой отправил Воронину? Потакаем капризу? Взятка присутствия?

Да! — Глинский с вызовом поднял на него глаза. — Да, я сам по себе. И ищу свое окружение. А быть с тобой… прости — значит быть одному… Ну, плюс, вернее, минус та банда что достает тебе дефицитное пойло, жратву, шмотье… И вообще с тобой — смейся не смейся — страшно.

Да разве я баба-Яга, деточка? — улыбнулся Прошин. — Съем тебя? Дурак ты!

Прибился к стаду: оно большое, глупое, и в нем не боязно. Раскрыть тебе шире глазенки?

Прошиным начинало овладевать раздражение. — Раскрываю. Ты думаешь в науке переворот устроить? Не будет его. Ты дерьмо. Как и я. И не суйся в творчество свиным рылом, не ваш это удел, мсье. Лучше командуй и держи в кулаке творящих и ставь перед ними задачи… Вот он — смысл. И еще. Дыши воздухом, ешь икру, а не сосиски, пей не чаек пресный, а то, что сейчас, — сок. И езди… не в набитом метро, а в машине, да так… три нуля впереди и телега соотрветственно… А чтобы не жиреть, раз в недельку сюда: батут, коврик, бассейн, банька; вход строго по пропускам. А все твои сомнения и фокусы — это, Сереженька, от большого незнания жизни. Будь здоров! — Он взболтнул сок и поднял банку на свет. — Да разольется сия благословенная жидкость по периферии наших грешных телес…

«Этот Поляков действительно задавил меня, — подумал он с неприязнью. — Скоро начну говорить его голосом..»

Ты знаешь… — сказал Сергей, вставая, — я пойду…

Сейчас, — ответил Прошин. — Одна просьба, ладно? Маленькая схватка. И уйдем вместе.

Сергей принял стойку. Прошин тотчас ухватил его за рукав и за плечо кимоно. Победить Глинского для него, мастера спорта, труда не составляло, и так называемая схватка была игрой кошки с мышью.

Он топтался на соломе татами, изредка пугал Глинского имитирующими подсечку выпадами ноги, с досадой уясняя: ничего не вышло, Сергей утерян, и клешни тех убеждений, которыми он пытался удержать первого и последнего друга, и на этот раз щелкнули, ухватив пустоту.

«Я был грязной ступенькой для него, — думал он. — Ступенькой, на которую надо шагнуть, чстобы, оттолкнувшись, рвануть на чистую, повыше… Но подошвы-то у тебя грязные! И не отмыть их тебе!»

Ярость бичом полоснула Прошина: защекотало в носу, свело скулы… И вдруг от подсечки Глинского колено его пронзила боль, ковер ушел из-под ног, и только в последний миг, уже в падении, он переменил захват и, перекинув ворот противника вокруг шеи, провел «удушение». Они повалились на ковер вместе. Прошин, сжав зубы так, что шумело в ушах, мертво держал воротник, сдавливая Глинскому плечом сонную артерию.

Пу..сс..ти, — прохрипел тот, кося страдальчески застывшими глазами.

Прошин словно вынырнул в действительность. С трудом разжал белые, онемевшие пальцы.