Новый Король Галактики

— Сейчас? Сейчас ничего. Гелма я с вами не оставлю — он слишком опасен даже для самого себя — его я запру в башне тех самых ворот, из которых вы выйдете этой ночью. Во всяком случае никто не станет искать его там, то есть в заточении. Лита останется тут, в этой комнате, а мои слуги постараются ее развлечь. Для нас с вами тоже есть занятие — сегодня я даю пир в своем дворце — так было заранее условленно между мной и Гурсом — это барон напросился ко мне со своим вечным праздником — так вот, и я и вы должны присутствовать там. Все знают, что вы стали моим гостем, и, если я скажу, что Сергей уже покинул меня, никто не поверит — это будет против общего мнения о моем гостеприимстве и точно вызовет подозрение.

Лерас опять хлопнул в ладоши. Вбежали те же три солдата, что привели Гелма.

— Этим людям я могу доверять, — сказал граф, — Гелм, ты пойдешь с ними!

— Но почему я должен доверять тебе? — делая ударение на "я" Гелм, со свободными руками, обрел уверенность в себе и спрашивал с гордым высокомерием.

— У тебя есть выбор? — поинтересовался граф с тонкой улыбкой придворного.

Вместо ответа, Гелм повернулся к своим стражам, и прежде, чем те успели шевельнуться, в мгновение ока выхватил у двоих из них мечи и отбежал к окну, становясь между Сергеем и Литой и готовясь защищать и ее и себя от землянина, Лераса и всех его людей, сколько бы их не появилось. Солдаты не были новичками — их угрюмые лица сорокалетних мужчин покрывали шрамы — но они только отпрянули назад, вопросительно глядя на Лераса.

— Глупец, — равнодушно заключил Лерас — вероятно, о ловкости и безрассудстве своего врага он знал давным-давно, — Если бы я хотел отдать тебя Тимону, то не стал бы разыгрывать душевных сцен. Такова твоя благодарность?! Хорошо, Гелм, решай сам: ты действительно хочешь остаться тут и подвергнуть сестру опасности? Или ты убежишь с ней сейчас, и попробуешь незаметно выбраться из города, где тебя в лицо знает каждый мальчишка и каждая торговка молоком?

Гелм вытер лицо рукой, обращаясь к Лите с трогательной мягкостью, как к маленькому ребенку:

— Ты не ранена, сестренка?

— Я была ранена…

— Была? — Гелм говорил так, словно никого кроме него и Литы в комнате не было.

— Рана зажила… Вот мой спаситель, — Лита указала на Сергея.

Гелм смерил землянина таким взглядом, словно Сергей не спас, а оскорбил его сестру.

— Гелм! — устало произнес граф, — Не валяй дурака, иди с ними, куда скажут… Если мужество тебе изменяет, можешь оставить оба меча себе — на память о нашей встрече. Только скорее!

Гелм не шелохнулся.

— Я пойду, — спокойно согласился он, — Но сначала объясни, зачем тебе спасать нас?

— Побежденный враг — уже не враг…

— Не то! — отмахнулся Гелм, — Не верю! Пустого великодушия у вас не бывает!

— Потому-то ты и проиграл, Гелм, что не верил в благородство своих врагов. Только победа в равном бою достойна мужчины — так говорили мой прадед, дед и отец. Отдать тебя Тимону — значит омрачить свою совесть подлостью. Пусть лучше Тимон сам ловит тех, кто ему нужен, а, если поймает, то в том не будет моей вины. Если тебе этого мало, то есть и вторая причина: жизнь и свобода твоей сестры нужны человеку, спасшему меня от смерти.

— Ему?! — заключил расвердец, в упор глядя на землянина. Сергей ясно прочел, что спасение Лераса не считалось в глазах Гелма благородным поступком, тем более посягательство на "жизнь и свободу" сестры. Но, что Гелм на самом деле думает обо всем этом, осталось пока при нем — сознание автрантийца оказалось непроницаемым для землянина.

— Да ему.

Гелм колебался с полминуты, а затем решительно вышел из комнаты, сопровождаемый тремя конвоирами, но с таким гордым видом, словно сам командовал своим караулом.

Глава 10

Только начавшийся день омрачился массовыми казнями.

Скорый суд состоялся наутро. Барон Гурс, восседавший на троне перед городской площадью, окруженной тройным кольцом легионеров, выслушивал обвинение каждого горожанина или расвердского солдата, главным образом заключавшееся в том, что того или иного поймали в таком-то месте и в такое-то время. Никаких доказательств вины не требовалось. Выслушав обвинение, барон решал, какой казни предать обвиняемого: распять на колесе, утопить, сжечь на костре, колесовать, четвертовать, растянуть на рогатке, сбросить с городской стены или другой, более изощренной и жестокой. Приговор приводили в исполнение тут же, на глазах у собравшейся толпы горожан, оттесняемой солдатами.

К двенадцати часам была казнена почти тысяча несчастных. Если среди пленных попадались молодые женщины или юноши младше семнадцати, приговор был особый — приговоренные должны были последовать на Рагону — столицу Великого Герцогства — где им надлежало сыграть некую роль в религиозных празднествах.