Новый круг Лавкрафта

Мда, по-видимому, Энейбл привязался к старому сумасшедшему, а его безумные идеи пришлись моему другу по вкусу. Но я несколько встревожился, ибо «Некрономикон», как теперь мне припоминалось, неоднократно — и шепотом — обсуждался в тех самых декадентских кругах, в которых я так сильно разочаровался, и в этих разговорах книгу называли источником невероятного, космического зла. Именно тогда я и в первый раз испытал опасение за моего друга — а вдруг он потерял чувство реальности? А его рассказы о том, как он проводит время на побегушках у этого старого бродяги, только подтвердили мои худшие подозрения. В ответном письме я в самых вежливых выражениях выразил мое недоверие к Харперу и присоветовал моему другу держаться от старика подальше. Обратно мне пришла краткая записка, в которой Энейбл тоном обиженным и весьма агрессивным сообщал, что я совершенно превратно понимаю ситуацию и что, возможно, мы сумеем объясниться осенью при личной встрече.

Остаток лета я провел очень приятно. Самым запоминающимся событием стали, конечно, замечательные выходные перед Днем Труда — мы провели их на борту нашей яхты, «Аретузы», стоявшей на рейде за маяком Вест-Чопа. Полный свежих впечатлений от праздника, я предвкушал, как вернусь в Мискатоник и встречусь с Энейблом — уже в приподнятом, радостном настроении, вовсе не похожем на то, в какое меня вогнало его последнее крайне неприятное послание.

V

Сказать, что я нашел Энейбла совершенно изменившимся, значит ничего не сказать. Когда в середине сентября я прибыл в Аркхэм и вышел из поезда на перрон, меня встретил энергичный и экспансивный молодой человек, нисколько не похожий на моего бледного и вялого друга. В карих глазах теперь светились радость и надежда. От прежней сдержанной манеры вести себя не осталось и следа, и даже походка его поменялась, став гораздо более торопливой.

— Нас ждут великие свершения, друг мой, — заявил мой лучащийся счастьем друг, когда мы уселись в трамвай. — За эти месяцы мы со стариной Харпером сильно сдружились. Он, знаешь ли, оказался весьма приличным человеком, как и мы, принадлежащим к респектабельному среднему классу, настоящим джентльменом — причем с университетским образованием (ну, во всяком случае, некоторое время он в колледже проучился). Жаль, что ему не сильно повезло в жизни. Но я тут принес ему кой-какую новую одежду — и он прямо преобразился. Впрочем, ты увидишь сам.

Тут Энейбл осекся и сильно смутился.

— Видишь ли, Винзор, я пускал Харпера в твою комнату — ну, от раза к разу. Разрешал ему переночевать в сильно дождливые ночи. Но теперь, когда ты вернулся, он уйдет обратно в лес. К тому же он теперь не один.

Я, не зная, что сказать, ошеломленно воззрился на него.

— Ну, узнав, что Харпер пережил пожар, на прежнее место потянулись и другие члены секты. Теперь на месте старого поселения живет несколько человек из прежних. Их тоже призвали — как и Харпера, в видениях — из других мест, даже самых отдаленных. И они там разбили небольшой лагерь — конечно, не сравнить по размеру с первым.

Я смотрел в окно — дома попадались все реже. Мы подъезжали к конечной. В первый раз за все время я пожалел, что поддался на уговоры и съехал подальше от цивилизации, пусть даже эта цивилизация и представлена университетскими общежитиями. И мне было совсем пасмурно на душе, когда мы прошли по дорожке к дверям и стали подниматься по лестнице на второй этаж в доме 973 по Хейл-стрит.

В гостиной, вежливо поднявшись с дивана, нас приветствовал джентльмен, в котором я не сразу признал прежнего лесного бродягу. Волосы его, безупречно причесанные, лежали ровно, а сам он щеголял в чистой клетчатой рубашке, джинсах и совершенно новых высоких ботинках. В этот раз я не имел ничего против, чтобы пожать руку Джею Харперу. Судя по всему, мы оторвали его от чтения, ибо рядом с ним, на стоявшем сбоку столике и на самом диване, лежало множество книг в истрепанных и даже грязноватых обложках.

— Говард, позволь мне снова выразить свою признательность за то, что ты позволяешь мне читать у себя дома. Какие замечательные книги! А ить жаль было бы волочить их в шатер — промокли бы, да… Всего вам хорошего, господа, — проговорил старик, поднял куртку и вышел из квартиры.

Мое внимание привлекла одна из валявшихся на диване книг, вполне современная по виду. С отвращением я обнаружил, что передо мной — не предназначенная для благовоспитанной публики «Башня гоблинов» Фрэнка Белнапа Лонга. Осмотр остальных лишь подтвердил мои подозрения: все, как одна, — угрюмые, мрачные творения. «Мельмот Скиталец», «Король в желтом» Р. У. Чемберса, «В гуще жизни» Бирса и «Рассказы сновидца» Эдварда Дансейни в мягкой обложке в издании «Современной библиотеки».

Завидев у меня на лице гримасу неудовольствия, друг мой попытался — правда, без особого усердия — успокоить меня: