Однако Мэйхью вспомнил, где он видел значки, подобные этим, — и я тут же признал его правоту. Писания Понапе! Конечно, я видел эти иероглифы в какой-то статье из воскресного приложения к газете! Статье, посвященной старинной книге и снабженной фотографиями ее страниц! Однако Профессор в отличие от меня был прекрасно знаком непосредственно с самой книгой — «Писания Понапе» хранились в библиотеке Кестера в Салеме, штат Массачусетс. Он изучал и собственно книгу, написанную на неизвестном языке, и ее вызвавший много вопросов и нареканий перевод на английский, подготовленный слугой Абнера Езекииля Хоуга, — полинезийцем-полукровкой с острова Понапе.
Мэйхью прилагал все усилия к тому, чтобы отыскать ключ к непонятным письменам. Все время пути по морю он напряженно размышлял над этим, рассылая по всему миру радиотелеграммы.
— Черчворд бы непременно нашелся с ответом — но, увы, он уже покинул мир живых, — бормотал Профессор. — Его «Ключи Наакала» так и не увидели свет, однако я читал его теоретические работы о Тсат-йо и рльехианском… Уверен — среди его черновиков наверняка отыщется что-то про понапианскую письменность — ну или как она там называется…
Однажды ночью, уже почти в виду берега, он ворвался ко мне в каюту, торжествующе размахивая желтым листком бумаги:
— Вдова Черчворда позволила мне разобрать неопубликованные заметки и бумаги супруга! — едва ли не прыгая от восторга, возвестил Мэйхью.
На щеках его проступил нездоровый румянец, а глаза сверкали лихорадочным блеском.
— Это наш шанс!
По правде говоря, я в этом сомневался. Однако вслух не сказал ничего, дабы не омрачать радость патрона.
Мы сошли на берег и незамедлительно отправились в Салем — в Университетском клубе профессор уже забронировал нам комнаты. На следующее утро Мэйхью оставил меня распаковывать записи, пленки и образцы находок, а сам отправился нетерпеливо бродить по городу в ожидании прибытия рукописей Черчворда. Их наконец доставили, и профессор целые дни проводил за чтением — как я и предполагал, оказавшемся совершенно бесплодным занятием: автор «Затерянного континента Му» и других псевдонаучных трудов ничего и знать не знал о таинственном языке.
— А что насчет бумаг Хоуга? — решил внести я свою лепту в поиски. — Возможно, его слуга составил что-то вроде словаря! Ну да, рукопись обнаружили в восемнадцатом веке, и дело давнее, но — чем черт не шутит! — раз уж «Писание» хранится здесь, в Кестере, отчего бы не попытать счастья: вдруг в фондах библиотеки отыщутся и остальные бумаги Хоуга!
В глазах профессора вспыхнул огонек надежды, и он с размаху треснул себя по лбу, да так, что пенсне свалилось со своего всегдашнего места.
— Отличная идея, молодой человек! — воскликнул он. — Я знал, что делал, когда нанимал вас!
На следующий день я сопровождал профессора в библиотеку, где его репутация и бумаги, подтверждающие наличие ученой степени, сослужили весьма полезную службу: в нашем распоряжении мгновенно оказались небольшой уединенный кабинет для чтения и экземпляр старинной книги. Мэйхью жадно поглощал страницу за страницей, в то время как я поглядывал на книгу с плохо скрытой брезгливостью. На память мне пришло то немногое, что достоверно известно из ее любопытной истории: знаменитый «купец-янки» Абнер Езекииль Хоуг из семейства Хоугов из Аркхэма обнаружил старинную книгу в ходе одного из своих путешествий по Южным морям в 1734 году — негоциант, как известно, составил себе состояние на торговле ромом и копрой.
Это был странноватый документ — многостраничный, причем писанный на бумаге из пальмовых листьев, да еще и разноцветными яркими чернилами. Листы переплели между двумя досками старинного дерева, сплошь покрытыми резьбой с непонятными рисунками. Книга испускала ощутимый запах старости, некоей вековой плесени и гнили, словно и впрямь лежала погребенная под спудом столетий…
Я читал то, что знаменитый археолог и исследователь тихоокеанских островов Гарольд Хэдли Коупленд счел нужным написать об этой книге в своей вызвавшей столько споров и неприятия работе «Доисторическое прошлое островов Тихого океана в свете „Писания Понапе“» — и надо сказать, воспоминания о прочитанном не добавляли приязни к книге. Бедный профессор Коупленд, некогда блестящий и смелый ученый, запятнал свою исследовательскую репутацию полными грубых неточностей и немыслимых допущений теориями о так называемом «утерянном континенте Му», который некоторые оккультисты и шарлатаны, подобные полковнику Черчворду, считали местом зарождения человеческой расы — «тихоокеанской Атлантидой», как они ее называли.
Внезапно я заметил, что Мэйхью оторвался от чтения и смотрит на меня лихорадочно блестящими, возбужденными глазами.
— Что-то удалось обнаружить, Профессор?
— Слоун, мальчик мой… ты был прав. Вот они — здесь. Загадочные значки, что мы срисовали с Черного камня — вот они! Смотри, — и он показал на несколько символов, вычерченных на твердой, как кожа пергамента, но осыпающейся от старости пальмовой бумаге. — Здесь… здесь… и здесь.