Новый Макиавелли

Деятельность лейбористов в XX веке сравнима со знаками препинания, вкрапленными в текст консерваторского правления. Два полных срока в правительстве были нашей идеей-фикс. Прежде подобного не случалось; неудивительно, что мы боялись показаться слишком радикально настроенными, вследствие чего вторые выборы могли быть проиграны нами, или наше большинство могло сократиться до такой степени, что пришлось бы отказаться от борьбы (так уже было с лейбористским правительством в 1945 году). Вот почему мы припрятали политический капитал, вместо того чтобы тратить напропалую. Не надо забывать и о призраке Билла Клинтона на первом сроке: он разбазарил свои активы посредством целого ряда неграмотных шагов — например, законом о гомосексуалистах в армии[19] и реформой здравоохранения, позволив республиканцам во главе с Ньютом Гингричем получить контроль над Палатой представителей США на промежуточных выборах 1994 года. Желая избежать ошибок, могущих привести к провалу на выборах, мы усилили дисциплину в партии. Макиавелли нас бы одобрил. Вергилий устами Дидоны говорит:

Молодо царство у нас, велика опасность; лишь это

Бдительно так рубежи охранять меня заставляет[20].

Ключевой вопрос для любого нового правительства звучит так: позитивно к нему настроен народ или негативно? Макиавелли предупреждает об опасностях сугубо негативного настроя. «Я желал бы напомнить государям, пришедшим к власти с помощью части граждан, что следует вдумываться в побуждения тех, кто тебе помогал, и если окажется, что дело не в личной приверженности, а в недовольстве прежним правлением, то удержать их дружбу будет крайне трудно, ибо удовлетворить таких людей невозможно»[21]. Именно с такой проблемой столкнулось нынешнее консервативно-либерально-демократическое правительство — за него голосовали не ради него самого, а лишь с целью избавиться от Гордона Брауна. С другой стороны, проблемы не исключаются и при позитивном настрое избирателей (каковой настрой они явили в 1997 году, в случае с Тони Блэром); в частности, позитивно настроенным избирателям свойственны завышенные ожидания от нового правителя. Мы намеренно выдвинули непритязательную предвыборную программу, с пятью очень скромными обязательствами (в частности, сократить количество учащихся в классах). Эти обещания мы выполнили за пару лет, но о них вскоре было забыто. После восемнадцати лет власти консерваторов народ все свои надежды и чаяния перенес на новое правительство и уже не помнил, что это правительство ему обещало, а чего не обещало. Многие надежды и чаяния находились в противоречии друг с другом, и всякий раз, когда нам предстояло сделать выбор, мы лишались благосклонности соответствующей части сторонников. И это закономерно: стоит развить деятельность в правительстве, как разочаруешь половину избравших тебя; а если деятельность не развивать, разочаруешь всех скопом.

Куда легче было бы жить без такого понятия, как «тест первых ста дней». В идеальном мире премьеры-новички будут получать отпуск после выборов и к работе приступать не раньше чем у них прояснятся головы. Однако пресловутый тест существует со времен Теодора Рузвельта; СМИ неизменно судят о пригодности нового политического лидера по тому, как он проявил себя за этот короткий срок. Поэтому поневоле приходится действовать быстро и решительно. Урок, который мы из собственного опыта извлекли? Пожалуйста: новоиспеченный политический лидер должен, еще находясь в оппозиции, подготовиться к этому спринту в правительстве и ни в коем случае не робеть в первые недели у власти, дабы успеть пожать плоды своей деятельности до очередных выборов (такую попытку предпринял Барак Обама со своей рискованной реформой здравоохранения[22]).

Итак, в первые же дни на Даунинг-стрит премьер осознает, как трудно провести ту или иную реформу. Конституциональные теоретики высказывают мнение о том, что власть британского премьер-министра не встречает никакого сопротивления в Парламенте; на деле все иначе. Премьер-новичок дергает рычаги правления — а ничего не происходит. Ощущение полной беспомощности не отпускает, преследует изо дня в день. Я об этом и в дневнике писал (мы как раз подвергались нападкам): дескать, тем, кто околачивается под вожделенной дверью с номером «10», не понять, какими политически слабыми чувствуют себя те, кто в эту дверь вошел.