– Так вот, не будет никакого отречения. Государя просто убьют сегодня ночью или завтра утром. И цесаревича Алексея убьют в Царском Селе. Будут убитые многие верные престолу сыны Отечества, в том числе и я сам. Вражеские шпионы проникли в высшее руководство империи и в ее Ставку. Военный заговор возглавляет генерал Алексеев, заговор в Петрограде возглавляет Родзянко. Военный министр Беляев и главнокомандующий Петроградским военным округом генерал Хабалов также участники антимонархического заговора. Наш государь император сегодня ночью отправится в поездку из Ставки в Царское Село. Ночью же или утром его поезд будет блокирован заговорщиками, и государя принудят к отречению. После чего он будет убит. О каких телеграфных переговорах с императором можно говорить, если телеграф в Ставке в руках заговорщика Алексеева? Император фактически остался без связи с внешним миром, и лишь у меня есть шанс к нему прорваться, донести до него истинное положение дел и тем самым дать ему возможность вновь взять в свои руки всю полноту власти в государстве, не покидая Ставки и сохраняя в руках все рычаги управления армией. Только мое личное присутствие в Могилеве даст шанс его величеству и всей России избежать революции и гражданской войны!
Телеграмма военного министра генерала Беляева генералу Алексееву от 27 февраля № 196
Кованько явно колебался. Я бросил быстрый взгляд в окно. Аэроплан явно готовили к взлету. Спешно заливали горючее и масло, снимали лишний груз, включая вооружение, вокруг суетились техники, а полковник Горшков лично проверял готовность всех узлов и систем.
– Решайтесь, генерал! Или вы с государем, или вы с заговорщиками – третьего не дано! Если вы с заговорщиками, то арестуйте меня, потому как я Богом вам клянусь, что я вылечу в Могилев, с вашим разрешением или без оного, даже если мне придется приставить наган к голове пилота!
Старик вздрогнул, и в глазах его сверкнул гнев. Он буквально зашипел мне в лицо:
– Я верен государю и никто, слышите, ваше императорское высочество, никто не смеет сомневаться в этом!
Полковник Горшков повернулся и пошел в нашу сторону. Наступал критический момент.
– Ну же, генерал! Если вы верны присяге государю, то дайте мне спасти его!
Генерал молчал, явно переживая внутреннюю борьбу, а я тем временем прислушивался к звучащим на повышенных тонах голосам в приемной.
– Знаете, ваше императорское высочество, – проговорил Кованько устало, – я старый человек, и потому да простятся мне мои слова. Вы удивили меня…
Генерал помолчал, а затем добавил:
– Я имел честь быть с вами знакомым довольно продолжительное время. Мне казалось, что я вас достаточно хорошо знаю. Но сегодня я увидел совершенно нового великого князя Михаила Александровича. И знаете, вам прежнему я никогда бы не позволил лететь, невзирая ни на какие ваши слова и аргументы. Я счел бы это блажью. Уж простите, но за вами прежде водились энергичные, но крайне необдуманные поступки, которые вы нередко совершали даже вопреки воле государя. Но сейчас… Быть может, вам нынешнему действительно удастся что-то изменить.
Кованько решительно хлопнул ладонью по столу и закончил:
– Что ж, воля ваша, действуйте!
Я протянул ему руку, и мы обменялись твердыми рукопожатиями. Но генерал поспешил вернуть меня на грешную землю.
– Но вам еще нужно убедить полковника Горшкова, без него полет не состоится, да еще нужно найти пилота, который согласится с вами лететь, нарушая высочайшую волю. Моего слова в этом деле недостаточно, увы. Так что пока ничего мы с вами не решили, ваше высочество. И да, пусть уже ваш Джонсон пропустит полковника, а то он может и того…
Что «того», я уточнять не стал и заспешил к дверям. И вовремя! Разъяренный руководитель полетов размахивал маузером, еще несколько человек толпились у него за спиной, а перед ними спиной ко мне стоял Джонсон и держал в руке браунинг.
– Господа, господа, вы чего тут расшумелись?
Быстро кладу руку на плечо Джонсона и мягко отвожу его руку в сторону.
– Спокойнее, господа, спокойнее.
– Да, господа, все в порядке, все свободны. – Кованько поднял руку в умиротворяющем жесте. – Полковник, прошу вас пройти в кабинет.