Что ж, вот он и пришел тот час, когда все точки будут расставлены. И не только над буквой и. Да.
Выхожу из библиотеки и направляюсь по коридору в сторону моих официальных кабинетов. Скажу прямо — иду, словно в клетку со львами. Впрочем, нет, вру, после давешних казней мне трудно их воспринимать львами. Максимум — стая волков, а, скорее, просто свора собак. Но собаки эти могут весьма серьезно покусать, а то и загрызть. Потому и арена должна быть оснащена решетками на все случаи жизни.
Да, над выбором места мой шеф личной безопасности трудился весьма основательно, настояв на многих превентивных мерах, с коими мне пришлось согласиться. Нет, всерьез, я не опасался никаких нападений. Как мне кажется, вряд ли родственники удумают меня порешить сегодня. Не тот момент и не та обстановка. Это не Распутина травить пирожными ночью в глухом подвале. Да и любому дураку ясно, что это моя территория и охрана ворвется сюда через считанные мгновения после начала кутерьмы. Опять же, здесь женщины и целые семьи, так что вряд ли случатся внезапные эксцессы.
Но генерал Климович был неумолим (образно говоря, разумеется) и настоял на максимально безопасной для меня схеме общения с дорогими родственниками. Так что сегодня местом сбора родни стал не полный неги и роскоши салон Дворца Империи, а длинный и строгий зал Совбеза, где стол на всю длину, где по обе стороны от него четкими рядами стоят массивные дубовые стулья с высокими спинками. Стулья весьма и весьма тяжелые, такие не вдруг поднимешь, а уж, чтобы, к примеру, возлюбить ближнего своего таким вот стулом по голове, то тут надобно иметь недюжинную силу, да и не сделать этого за одну секунду, а ведь до меня еще добежать с таким вот стулом надо, да и рассажены все равномерно, то есть широко, на всю длину. К тому же, под столом там у меня, в специальном креплении, кольт 1911, да и в рукаве на выкидном механизме закреплен маленький браунинг M1906.
Да, разумеется, это была паранойя и, вероятно, перебор, но генерал был непреклонен, утверждая, что он, как начальник моей личной охраны, не может гарантировать того, что кто-то из лиц, имеющих непосредственный доступ к моей обожаемой персоне, не доберется до меня раньше, чем охрана успеет среагировать. Понятно, что оружие они все, в теории, должны были сдать на входе в здание, но их же никто не обыскивает, верно? Не будешь же Великих Князей, а, тем более, Великих Княгинь с Великими Княжнами подвергать полному личному досмотру! В общем, по его мнению, я должен был быть не только начеку, но и иметь возможность сам сделать выстрел на мгновение раньше возможных заговорщиков.
Спорить я не стал. Ну, на то он и шеф моей охраны, чтобы бдеть, да и вспомнились мне доклады о содержании разговоров моей семейки многолюдной. Разговоров вообще, и разговоров за последние сутки. Да и обстоятельства убийства того же Распутина явственно демонстрировали, что многие из моей обожаемой родни, начисто лишены комплексов, а череда заговоров против Николая, а затем, и против меня, показала, что палец им в рот класть совершенно не стоит. Особенно, если учесть, что я их несколько обидел, давеча повесив некоторых из них.
Два гвардейца четко и торжественно распахнули створки дверей передо мной.
— Его Императорское Величество Государь Император Михаил Александрович!
В длинном зале все встали и склонили головы. Останавливаюсь у своего места во главе стола и обвожу взглядом присутствующих.
— Честь и Служение!
Прозвучало бодро, а в ответ…
А в ответ — тишина. Я изогнул бровь, глядя на присутствующих выжидательно. Наконец, первым ответил Сандро.
— На благо Отчизны.
Произнесено было, мягко говоря, не совсем бодро, но было произнесено. Я молчал, ожидая. Вторым сдался Сергей Михайлович. Затем, мой Наследничек — Павел Александрович, а после него присоединился князь Александр Георгиевич Романовский, он же седьмой герцог Лейхтенбергский. Потом… Потом это приветствие четко произнесла Стана. На нее взглянули с изумлением, кое-кто с осуждением. Впрочем, ее собственный муж, Николай Николаевич-младший, лишь хмуро покосился. Судя по всему, женушка евойная с ним поработать успела и, как она это умеет, смогла настоять на своем. Во всяком случае, после секундного колебания мой главком сухопутных сил таки произнес, к вящему неудовольствию своих сторонников:
— На благо Отчизны.
Тут я заметил, как Милица аккуратно толкает локтем своего благоверного и Петр Николаевич, слегка поморщившись, присоединяется к новому приветствию. Разумеется, вслед за ним "новоприветствовала" меня и сама Милица, демонстрируя всем свои видом смиренную готовность подчиниться воле своего благоверного супруга. Эх, в театр бы ее, да не в ложу великокняжескую, а на сцену.