Новый Мир ( № 1 2006)

На дно ложится океана,

Нужды не ведая ни в ком

И избегая Эккермана.

 

*      *

*

Блажен, кто посетил до полного распада

Империю: он мог увидеть все, что надо:

Допустим, Ереван, Гегард и Аштарак,

Где трудится вода празднолюбиво так,

С уступа на уступ прыжком перебегая:

Вращенье жерновов — не труд — игра такая.

А стройный храм Гарни — как если б в нем Гомер

Руками проверял размах и глазомер.

Армения — печаль, а Грузия — веселье,

Там шумный разговор и легкое похмелье,

И Францию она себе за образец

Взяла — гасконский дух и рыцарство сердец,

Над улицей гора топорщится в тумане.

Любил я, как стихи, фильм Иоселиани.

Не вспомнить ли еще Ташкент, Алма-Ату,

Бухарских изразцов морскую пестроту —

Их синеглазый блеск, взлелеянный в пустыне,

И осликов — на них в корзинах возят дыни, —

И старца в пиджаке, что царь Ассаргадон.

Какой же мне и впрямь приснился чудный сон!

 

*      *

*

Так ли уж важно, о чем говорили,

Что говорили, о чем горевали? —

Важно, что тучи к окну подходили

И тополя за столом пировали.

Важно, что комната, залита светом

Люстры, в осеннюю ночь выбегала,

Важно, как тополь клубился при этом,

Туча из рюмки пила, из бокала.

Да и на что б, помрачнев, ни пеняли,

Как ни вскипали бы споры и страсти,

Важно, что радости эти, печали —

Все это есть уже в Экклезиасте!

Туча впитала молчанье, как губка,

Тополь вобрал в себя каждое слово.

Эта поблажка и эта уступка —

Как хорошо, что все это не ново!

Как хорошо, что на детской площадке

Ветер ночами сидит на качелях,

Ровно уложены женские прядки,

Звезды — на страже, а дети — в постелях.

Что повторяются все разговоры,

Тысячелетние жалобы те же.

Просьба одна: не задергивать шторы,

Смертной тщете удивляться пореже.

 

*      *

*

Пока корабль плывет на Делос из Афин

Семь дней, пока назад оттуда не вернется,

В Афинах умерщвлен не будет ни один

Из тех, кто осужден, и две недели солнце

Или его лучи косые видеть он,

Сквозь щель к нему тайком вползающие, сможет.

Пускай корабль плывет. Уснувший видит сон —

И смерть его во сне нисколько не тревожит.

А днем она его и вовсе не страшит.

Он Симмию внушить сумеет и Федону,

Что смерти для души нет. Глупо делать вид,

Что смертному она подвержена закону, —

Убить ее нельзя. Пускай корабль плывет

Обратно, пусть за ним летит морская чайка.

Есть где-то лучший мир, есть где-то белый флот,

Душа сама себе надежда и хозяйка.

 

Волшебный корабль

Команду бы набрать из Байрона и Пруста,

В нее бы Ренуар вошел и Клод Моне,

И Шелли на волне морской, приди он в чувство,

Был поднят бы на борт и подошел вполне,

Они бы пригласить могли Хемингуэя

И Тёрнера с его любовью к парусам,