Новый Мир ( № 1 2006)

Превосходные степени в отношении новой премьеры Кирилла Серебренникова расточать не стыдно. Хотите верьте, хотите нет, но пусть эта работа станет чем-то вроде образца современного театра — все равно ведь нужен такой. Именно в “Головлевых” стало очевидным, что Серебренников начал использовать на теле классики приемы, наработанные им на основе новых текстов. “Пластилин” сделал Серебренникова знаменитым и вывел его в неформальные лидеры, “Господа Головлевы” сделали его уже лидером современного театра, создателем его модели.

Этот спектакль оцепеняет — и своим ледяным, вампирическим, высасывающим эффектом, и своим совершенством. Факт сам по себе печальный, но Кирилл Серебренников, похоже, установил однопартийную систему — сегодня рядом никого нельзя поставить по силе воздействия, по сочетанию смысла и адекватной ему технологии. От “Пластилина” до “Господ Головлевых” — сделанных почти по одним меркам современного театрального мышления, сложнейшего, подробнейшего, но вместе с тем и презентационного, иллюстративного, — Серебренников прошел эволюцию, которая позволяет утверждать следующее: нашему утомившемуся в перестройку, заформализировавшемуся театру была предписана эта инъекция “режиссуры без корней”. Серебренников — режиссер-любитель, он интуитивно нащупывает ходы профессии; такие, как он, обычно увлекают трактовочной режиссурой, идеологией, но в “Головлевых” случилась другая вещь. Трудно вообще понять, как можно без режиссерского образования, силой внушения, вывести артистов на такой градус исповедальности. Театр — это прежде всего подробности. Здесь в актерской игре у Евгения Миронова и Аллы Покровской, у Алексея Кравченко и Евгении Добровольской, у Эдуарда Чекмазова и Юлии Чебаковой подробностей так много, словно бы мы наблюдаем за ними посредством камеры слежения, и уже слезится и вываливается глаз, уставший пристально смотреть на сцену в страхе пропустить движение мускула. Это вообще мучительный спектакль, не “зрительский” — сидишь в зале и мучаешься совестью, узнавая в этом национальном ужасе — Иудушке Головлеве — собственные черты, присущий исключительно всемгрех словоблудия и морализма. И актеры — рядом с тобой — мучаются. С за­лом ведется разговор на личную тему — это, пожалуй, главная добродетель этого спектакля. На поклон выходят люди-мочалки с тяжелым взглядом — выжатые актеры, съевшие, изжевавшие самих себя.

КИНООБОЗРЕНИЕ НАТАЛЬИ СИРИВЛИ